возник лакей с фонарем. Он отвесил Орсо поклон, но тот все равно приметил, что слуга сдерживает зевок. Похоже, в особняке и правда все спокойно.

— Есть распоряжения от ее сиятельства? — сухо осведомился полковник. Лакей покачал головой:

— Никак нет, ваше превосходительство. Синьора уже изволила отужинать, и сейчас старшая горничная забавляет ее сиятельство чтением вслух.

— Прекрасно! — отрезал Орсо и широким шагом двинулся к лестнице.

Сегодня караул у покоев герцогини нес сам капрал Фарро, и за спокойствие синьоры можно было не тревожиться. В особняке царила обычная тишина позднего вечера, там и сям порой вспенивавшаяся приглушенными звуками: в кухне ритмично шаркала метла, откуда-то доносилось неизменное фальшивое насвистывание истопника.

Кондотьер спустился на один пролет, взял из стоящей на площадке корзины факел, зажег и двинулся вниз. Коридор был темен, только пламя факела плясало на лоснящихся петлях дверей. Из-за поворота уже багровели отблески огня. Орсо обогнул угол… и замер. Такой же факел горел у карцера над скамьей часового. Пустой скамьей.

Полковник стиснул древко и почти бегом рванулся к двери каземата, нашаривая в кармане ключи. Громыхнул замок, и Орсо ворвался в карцер. На койке лежал человек. Свесившаяся рука безвольно касалась пола, лицо было отвернуто к стене. Но полковнику и не требовалось видеть лица. Он уже узнал Силвано Ромоло.

Бросив факел, рассыпавший сноп ярких искр, Орсо рванулся к подчиненному. Ромоло был жив. Запекшийся багровый ручеек перечеркивал щеку, струясь из-под волос. На поясе висели пустые ножны.

— Тварь… — пробормотал кондотьер, вскакивая на ноги, и вылетел из карцера. Взбежав по лестнице, он схватил за ворот слугу, волочащего куда-то увесистую корзину: — В карцере раненый офицер. Немедленно врача! Мне плевать, где ты его добудешь! — рявкнул он, видя, как бедняга бледнеет, порываясь что-то пролепетать.

Отшвырнув слугу, полковник рванулся к парадной двери переулка, но тут же остановился.

Кровь на лице Ромоло уже совсем запеклась. А со стороны канала выйти из особняка невозможно. Едва ли Дюваль, Карл и лакей разом ослепли и оглохли. Нет. Хитрец нанял лодку для отвода глаз, а сам отступил через переулок. Полутемными коридорами помещений для прислуги куда проще добраться до выхода. Но черный ход уже заперт. Значит — парадный… И, значит, караулящий там Клименте непременно встал на его пути. Как прохвост мог справиться с ним, не ясно, но он уже справился с Ромоло, стало быть, у него есть в запасе какой-то действенный ход.

Кондотьер несся по коридору. Он успеет. Каким бы путем ни уходил беглец, место его назначения известно — он направится в гавань. До отплытия тартаны полно времени. Он успеет.

Вот и малый парадный холл, и высокая двустворчатая дверь блестит начищенными кольцами. Орсо умерил бег, наполовину вынимая клинок из ножен. Сейчас он был готов увидеть на крыльце все что угодно, вплоть до трупа Клименте. Массивный засов был задвинут. Кондотьер отпер его, рванул на себя дверь… и вдруг увидел Клименте, невозмутимо стоящего на часах. Тот всем корпусом обернулся на звук открывшейся двери, поклонился:

— Мой полковник! — И снова вытянулся, сжимая ложу аркебузы.

Это спокойное приветствие на миг сбило Орсо с толку, как пощечина холодной ладонью. Но кондотьер тут же взял себя в руки.

— Клименте, арестант бежал! — отрубил он, а часовой нахмурился, бегло взглядывая куда-то вбок:

— Некуда ему бежать, ваше превосходительство. Все выходы под охраной. Если из карцера улизнул — не иначе, до сих пор в дому прячется.

Он еще договаривал эту фразу, а Орсо уже пристально глядел ему в лицо: ночь была свежа, а над верхней губой Клименте блестели капли пота.

— Неужели? — процедил он. — А вот я так не думаю.

Орсо отстранил Клименте рукой, порываясь к ступенькам, но солдат вдруг преградил ему дорогу:

— Мой полковник, вы зря потратите время на беготню. Особняк никто не покидал. Нужно обшарить дом от крыши и до подвалов. Дозвольте, я кликну лакеев…

А лицо Орсо налилось желчью:

— Весьма разумно, Клименте. Только что ж ты не спросишь, жив ли капитан Ромоло, раз допустил такую оплошность? — Он сделал паузу, видя, как ноздри солдата вздрагивают, а на челюстях взбухают желваки, и тяжело отчеканил: — Ты хороший боец, старина, но паршивый врун. Только мне сейчас не до устава. Пошел с дороги.

А солдат прислонил к стене аркебузу, добела стискивая рукоять клинка:

— Нет, полковник. Пройти я вам не дам.

Еще позавчера Орсо остолбенел бы от такого ответа, но сейчас лишь прорычал:

— Пошел к черту, Кристиан! Просто отойди с пути! Если он уйдет — все погибло!

Клименте же оскалился и рванул скьявону из ножен. Орсо отшатнулся, пропуская удар, выхватил клинок и бросился в атаку. Он не колебался, теперь уверенный, что напал на верный след и должен очистить себе путь, кто бы на нем ни стоял.

Эхо разогнало по переулку лязг стали, блики тусклых фонарей, отброшенные клинками, метнулись по стенам. Взвизгнули, расходясь, лезвия, и Клименте перехватил скьявону в другую руку. Орсо отшвырнул мешавший плащ.

— Мятеж… — выплюнул он сквозь зубы. — Как ты докатился до этого, Кристиан?

А солдат вдруг расхохотался с горьковатой издевкой:

— О боже… Я сам хотел бы это знать! Черт бы тебя подрал, Клаудио!.. — Он швырял фразы вслед за выпадами, как кинжальные уколы. — Мы вместе гнили с тобой на каторге!.. Мы делили на двоих червивые лепешки!.. Когда я хворал горячкой — ты урезал свою порцию воды, чтоб напоить меня. Ты был циничной сволочью… жестоким ублюдком… но ты был самым верным другом во всем этом дрянном мире!.. И самым справедливым командиром из всех сукиных детей, офицеров! Как ты скатился в эту выгребную яму? Как случилось, что ты, Бешеный Пес, стал сваливать свои преступления на других?

Орсо отмахнул клинок противника:

— Катись в ад! Я никогда не уклонялся от долгов!

— Да неужели?! — рявкнул Клименте, с воем разрубая воздух у самого лица кондотьера. — Тогда скажи… почему Мак-Рорк оказался под замком?.. Он же совсем мальчик! Отчего ты даже не пытался… его спасти… как любого из нас? Как вышло… что синьора считает его убийцей?.. И как ты можешь… допустить… чтоб парень был казнен без суда… прямо в камере… по одной прихоти… нашей калеки?.. Не потому ли, что это тебе… полагалось быть на его месте? Ты же… всегда ненавидел… монаха! — Он с сокрушительной силой рванулся вперед, широко взмахивая клинком, и закаленная сталь, вдруг не встретив сопротивления, пропорола полковнику предплечье. Но Орсо будто не заметил раны. Он резко вскинул лезвие острием вверх и прорычал:

— Заткнись, Кристо!

Клименте выставил скьявону, упирая холодное жало в