Служивый откашлялся, во все глаза глядя на странного собеседника.

— Вы Слепой Гверино? — вопросил он суровым от растерянности тоном. Но неподвижные глаза только на миг прищурились:

— Я самый.

— Письмо у меня для сестрицы вашей. От Годелота Мак-Рорка. Знаете такого? Извольте передать.

Солдат протянул завернутую в тряпицу записку, заметив, как непроницаемое смуглое лицо дрогнуло, а в уголках глаз собрались мелкие лучики, словно слепой сдерживал улыбку.

Назад Морит шагал, преисполненный воинственного и победного духа. Выполнить поручение друга было, несомненно, приятно. Но куда важнее для тосканца стало то, что сегодня он одержал верх над самим грозным полковником Орсо…

* * *

…Тосканец молчал, отчего-то глядя не в глаза командиру, а на раскрытую ладонь протянутой руки.

— Письмо, Морит, — повторил полковник, не повышая голоса.

Рядовой все так же молчал. «Не лгать» — этот принцип был вколочен в каждого из подчиненных Орсо как гвоздь, до самой шляпки. Но на сей раз, похоже, предстояло шагнуть через привычные барьеры.

— У меня нет никаких писем, — ответил он, пытаясь отцедить из голоса нервную хрипотцу.

— Не врите, — равнодушно отрезал полковник. — Морит, я знаю, что оно у вас есть. Просто отдайте его. Еще одна ложь, и вы попадете под арест. Тем самым вы навредите себе и совершенно никому не поможете. Я жду.

Солдат прикусил язык так, что ощутил солоноватый привкус крови. А потом медленно вынул записку Годелота и протянул полковнику. Орсо принял ее, осторожно развернул и углубился в чтение. Черные брови его дрогнули и слегка поползли вверх, будто кондотьер увидел нечто чрезвычайно забавное и даже пикантное. Это насмешливое движение неожиданно пробило сковавшее Морита оцепенение, и он, не успев сдержаться, запальчиво выкрикнул:

— Да что ж вы за человек, полковник?! Это же письмо невесте! Последнее, из самого нутра, как исповедь! У нее же ничего больше не останется, кроме записульки этой! А если она ждать Годелота станет? Вот так всю жизнь и прождет, надеясь! А его уже не будет! И ждать-то некого! Оно не для ваших глаз! Хоть что-то Годелоту оставьте, что ж вы как ворон на подранка!

Орсо медленно поднял глаза. Опустил брови. И рядовой уже ждал, что сейчас его без затей наотмашь ударят в лицо. Но полковник вдруг бережно свернул письмо, снова обернул полотном и протянул назад.

— Вы правы, Морит, — серьезно и без тени насмешки ответил он, — я перегнул палку. Отнесите письмо, я разрешаю.

…Переходя мост, тосканец передернул плечами, вспоминая эту сцену. Сейчас ему уже казалось невероятным собственное окаянство, понеже командира он боялся крепко, пусть и скрывал это, как умел, от однополчан.

Ничего… При всей своей суровости Орсо никогда не сводил с подчиненными запоздалых счетов. Раз уж сразу не прибил — стало быть, пронесло. А Годелоту об этой сцене знать необязательно. Ему только хуже сделалось бы от мысли, что его последнее письмо читал посторонний.

С этой здравой мыслью Морит окончательно воспрял духом и прибавил шагу.

* * *

Энцо уже выпроводил визитера и громыхал чем-то на кухне, а Пеппо все так же стоял у лестницы, задумчиво вертя письмо в пальцах.

Что-то случилось… Лотте даже не стал ждать, что друг опять заглянет к Фарино. Он послал письмо прямиком в тратторию, хотя это было и не слишком разумно. Более того, он прислал однополчанина. В этом не оставалось сомнений: судя по запаху, исходившему от визитера, они с Годелотом коротали время в одной и той же караулке. Значит, дело настолько важное, что медлить нельзя.

Пеппо сдержал досадливый вздох. Придется рискнуть и ему, полагаясь на благоразумие друга. В конце концов, он передал письмо «для сестрицы».

— Любезный Энцо… — окликнул он, осторожно заглядывая в кухню.

— Чем могу служить, мессер Моранте? — с готовностью отозвался повар. — Обед еще не скоро, но ежели вам чего желается…

— Благодарю, Энцо, не хлопочите, я подожду, — как можно приветливее улыбнулся Пеппо. — У меня к вам просьба. Не прочтете ли вы для меня письмецо? Сам знаю, нехорошо в чужие письма нос совать. Но вы же слышали… Сестра ведь. За ней приятель мой давно волочится. Парень славный, но одно — вина вместе выпить, а другое — сестру ему доверить. Тревожно мне… Матери у нас нет, я тоже из дому подался не ко времени, кто приглядит, все ли там чисто? А ну как он ее обидит? Я же себе не прощу.

В ответ раздалось сопение: Энцо вытирал руки, явно прикидывая, стоит ли лезть не в свое дело.

— Ну… коли сестра, оно, конечно, важно… — пробормотал он. — Только негоже… Ежели хозяйка прознает…

— Так вы же по моей просьбе, не самовольно. — Пеппо сделал многозначительное лицо. — Девичья честь всяко важнее пустых приличий, или я неправ?

Повар еще немного попыхтел и взял записку из руки тетивщика. Пошуршал бумагой и затих.

— Почерк дурен, — будто извиняясь, отметил он и начал читать по складам: — Сего… дня но… чью, в час по… по… лу… ночи. Порт… Капо Пьетро. Тар… та… на «Бонито». Не ог… ля… ды… ва… ясь. Мне гро… зит каз… казнь. К черту все. Жду. Л. — Энцо откашлялся и еще раз подчеркнул: — Да, почерк прескверный. Кхм. Мессер Моранте, тут больше ничего не сказано. Даже подпись, прости Господи. «Л», буква, а не подпись.

Пеппо, застывший и до ломоты стиснувший зубы, встрепенулся.

— Вот чертов висельник! — рявкнул он. — А вы говорите, «негоже»! — Юноша осекся и тут же доверительно шагнул ближе к повару: — Любезный Энцо… Вы человек порядочный и уважаемый, об этом все знают. Я уверен, что вы никому…

— Да что вы! — замахал руками повар. — Особенно когда честь незамужней девицы под ударом! И в мыслях не имейте, я ровно камень могильный!

— Я и не сомневался в вас, — признательно кивнул Пеппо, протягивая повару руку, отчего-то сжатую в кулак. — А не объясните ли, что это за Капо Пьетро и как туда добраться?..

…Поднявшись в свое убежище, оружейник в тот же миг сбросил маску праведного негодования и сжал голову обеими ладонями, словно пытаясь удержать вместе разбегавшиеся мысли.

Казнь… Какая еще казнь? За что? Но это ни беса не шутки. Годелот собирается бежать и зовет друга с собой. А значит, все уже решено. И кто-то, несомненно, помогает. Кто-то, кто уже позаботился о пути к отступлению. Сегодня в час ночи…

Пеппо заметался по комнате. «Не оглядываясь». Бросить все и снова бежать в неизвестность, едва обретя под ногами зыбкую почву. Снова незнакомые места, чужие люди, стены, углы. Новая