Все прислушивались, а я напрягся. Тема-то пограничная для меня, даже опасная. Но на выручку мне пришел опыт прожитых лет и знание запрещенных приемов. Как говорится, «если в гостях вы пролили соус на скатерть и хотите, чтобы все побыстрее забыли об этой неприятном конфузе, просто громко назовите хозяйку тупой дурой».

— Брак с народом, — произнес я, заваливая стрелку градуса беседы в красную зону.

Несколько мгновений, и я постепенно ощутил волну удивления. Ну да, подобная фраза — для представителя старой аристократии, к которому меня причисляют, может вызвать реакцию схожую той, что вызовет рассказ о венерических заболеваниях юности в присутствии благочинной компании дам в возрасте. Но ребята немного ошиблись, потому что озвучивать я собрался гораздо более страшные вещи.

— Брак с народом, — повторил я.

После этого даже приподнялся и показательно оглянулся вокруг, и посмотрел поочередно в глаза сначала Бастиану, потом Леониду: — Я не вижу здесь ни одного одаренного из клановой знати. Удивительно, правда? Мы на вершине мира, но здесь нет никого, кто также хорош, как и мы.

Упоминания строк из арагонской клятвы верности произвело эффект разорвавшейся бомбы — все вокруг не просто молчали, а даже дыхание затаили. Но выжидательное молчание было почти сразу прекращено действием: резкий жест последовал совсем недалеко от меня. Высоколобая спутница с вытянутым лицом, в сопровождении которой пришел Леонид, поднялась и махнула рукой.

Моментально наша компания одаренных отдалилась от собравшихся пьяных селебов едва заметной мглистой пеленой. Глаза поднявшейся девушки полыхнули фиолетовым — ментальная магия, заклинание отвода глаз. Прямо на нее я не смотрел, но отголосок силы почувствовал настолько ощутимый, что понял — высоколобая дева не слабее Ольги в ментальной магии.

Почти одновременно с заклинанием девушки по всему залу вокруг пошла суета. Появились официанты со стюардами и очень быстро начали собирать обычных людей и уговорами, увещеваниями и иногда даже грубой силой направлять их в сторону выхода. Из-под одного из соседних столов даже вынули раскрасневшуюся даму в криво сидящем золотом платье. По подпухшим губам и влажному взгляду я даже догадался что именно она делала под столом.

Вместе с обслуживающим персоналом в зал, чуть с опозданием, зашли наряженные в однотипные балахоны девушки в однотипных — белых с зеленью и золотом, венецианских масках. Подходя к каждому столу с одаренными, девы со скрытыми лицами жестами приглашали всех вежливо следовать за собой. За масками я не видел глаз, но скрывающие лица и даже фигуры за костюмами девушки явно были из собравшего нас всех здесь клуба — в их движениях чувствовалась уверенная сила и властность.

Но сидевший напротив меня Леонид, как оказалось, обладал не менее уверенной силой и властностью: когда одна из наряженных в бесформенный балахон дев приблизилась к нашему столику, он просто поднял руку, давая ей понять, чтобы подождала. Это оказалась для нее явной неожиданностью, но возражений не последовало.

— Брак с народом. Весьма интересно, — вновь перейдя на русский, покачал головой Леонид. — Не мог бы ты раскрыть свою мысль?

— Конечно, — улыбнулся я. — Мы — молодые боги, и мы на вершине мира. Но такие же, как и мы, стоят у подножия Олимпа и ждут только возможности свергнуть обосновавшихся на вершине.

— А причем здесь народ? — поинтересовался донельзя серьезный сейчас Бастиан.

Губы его были поджаты, а взгляд смотрел достаточно жестко. Как ни странно, судя по ауре и взгляду я видел — оба, и Бастиан и Леонид понимают, о чем я говорю, и сейчас спрашивал моих ответов больше для того, чтобы их услышали остальные. Причем как-то так получилось, что они оба показательно дистанцировались не только от девы в венецианской маске, но и от своих спутниц.

Эльвира с Анастасией, кстати, смотрели на меня широко открытыми глазами, а вот Валера сидел показательно закрыв лицо ладонью.

— Причем здесь народ? — посмотрел я уже на девушку в маске, явно сбитую с толка. — Мы, вознесшись на Олимп, окружили себя ширмами торгующих лицом и телом знаменитостей, — обернувшись, показал я на выдворяемую из зала группу лиц из телевизора. — Но у нас есть то, чего нет у других — это стихийная сила. И обладая ей, нам никогда не получится максимально уйти в тень, и стать незаметными правителями этого мира, сколько не запрещай определение homo deus, и не воздвигай вокруг нас преграды цензуры.

Мы — исчезающе малый процент населения, который обладает неограниченными возможностями реализовывать свои фантазии, и по праву рождения имеет право на бесконечную жизнь и техническое бессмертие. Но несмотря на это, о каждом из нас я могу прямо сейчас найти немалое количество компрометирующей информации. Мы используем темный сегмент Сети для уколов друг друга, но что один раз в Сеть попало, навсегда там и останется. А ведь информация — оружие страшнее любой стихийной силы.

В мире сейчас четыре миллиарда человек. И уже скоро их будет значительно больше, особенно если дать волю корпорациям в колониях — где увеличить прибыль на порядки можно простым путем: отказавшись от цивилизованного пути развития, снижая для этого уровень жизни. И вот это уже будет опасно, потому что силу народа недооценивать нельзя. Что такое восстание масс — узнали французы в 1789 году. И если сейчас в мире найдется Прометей, который решит украсть с Олимпа огонь просвещения и отнести его другим людям, парижская резня и девайсы по типу гильотины покажутся всему миру детской прогулкой, потому что одаренные в ходе охоты на ведьм искупаются в собственной крови. Мне это вполне очевидно, как и всем тем, кто возьмет на себя смелость подумать о будущем.

Последняя моя фраза прозвучала в звенящей тишине. Да, проняло слушателей.

Неудивительно — все же опыт непрожитого здесь столетия со мной, а возможностей для анализа ситуации было немало — я подобные по наполнению речи могу вообще на поток поставить. Тем более мне ничего самому придумывать не надо, только в памяти покопаться.

Причем озвучивал все сказанное я с абсолютной уверенностью в своей правоте — это тоже на восприятие слов влияет. Сомнений у меня быть не могло — потому что мой мир уже прошел по такому пути — а в этом с опасной дорожки человечество свернуло с пути благодаря магии. Но судя по протекторатам и возвышению корпораций свернуло совсем ненадолго, и возвращение на пройденные моим миром рельсы будет гораздо более опасным. Таким, что ужасы Второй мировой поблекнут перед тем, что будет здесь.

— Ты же намереваешься заключить брак с народом не для того, чтобы взять на себя роль Прометея? — внимательно на меня глядя, поинтересовался Леонид.

— Ни в коем случае, — вежливо улыбнулся я.

— Never say never again, — абсолютно точно понял меня собеседник, и с видимым удовлетворением кивнул: — Но идея интересная. Потому что как минимум, ты можешь успешно играть роль «enfant terrible». Хотя бы для того, чтобы без боязни за репутацию озвучить те вещи, которые остальные банально боятся произнести вслух. Боятся до дрожи, — акцентированно добавил Леонид, показательно не глядя на свою высоколобую спутницу.