Эксперт достал папироску, распахнул окно, задымил с наслаждением.

– А чего задыхались-то? – рванулся тоже к окну Шаламов. – Душновато у вас тут. И эти ещё…

Он, не глядя, отмахнулся на трупы.

– Целых два! Накопили! Ночные, что ли?

– Жарко, – согласился патологоанатом, утёр пот со лба, потом вспомнил, пошёл смывать руки под струёй воды умывальника; вытирая пальцы, закончил: – А окна нельзя открывать. Когда работаешь особенно, чтоб всё закупорено было.

– Это почему?

– Техника безопасности.

– Чего?

– Вдруг зараза какая!

– Да ладно вам, Сила Петрович, – недовольно поёжился Шаламов. – Хватит пугать-то. И без этого у меня сегодня с утра не заладилось.

– Что такое? Что прибежал-то? – Варлаамов слегка прикрыл окошко.

– Прибежишь. – Шаламов поморщился. – Тут и прилетел бы! Обстоятельства. Да вы уже слышали небось? Мамаша-то, видно, к вам звонила?

– Было дело, – кивнул тот, но без видимых тревог. – Марковна тут обозначилась. Но Константиныч, сам понимаешь, её успокоил.

– Чем? – насторожился Шаламов.

– Поручился, что на контроль возьмёт.

– Насчёт скорости?

– Насчёт качества, – усмехнулся патологоанатом. – Ты бы забежал к нему сам. И поговорил.

– Занят он пока, а Глотова, значит, нет?

– Сменился. Ему вчера досталось. Навозил. – Он качнул головой в сторону столов. – Я вот, помогаю.

– А как же?…

– С вопросиками?

– Ну да.

– Давай посмотрю. – Варлаамов не спеша принял лист у криминалиста, пробежал его глазами, отвёл руку с папироской в сторону, перевёл глаза на Шаламова и брови свои лохматые снова картинно поднял.

– Что, Сила Петрович?

– Ты куда же пожаловал, земной червь? – после театральной паузы покачал эксперт головой.

Шаламов только комок в горле проглотил и моргнул глазами.

– Ты не к Господу Богу явился?

– Петрович… Я умоляю… Без этих ваших, пожалуйста…

– А тебе фамилию убийцы не написать сразу? Ты же тут Глотову, бедняге, столько вопросов накатал!

– Ну… Поломал голову… Сказал же, ночь не спал.

– Не слышал…

– Как в этом?… В кино! Смотрели? – Шаламов почесал затылок. – Приснилась эта! Вчера из ванной с Глотовым вытащили. Так в ванне и летала. Вот, вспомнил! «Вий» кино называлось. По Гоголю.

– Курить бы бросить надо, – помолчав, пожалел Варлаамов криминалиста. – И это дело. – Он прикоснулся к шее под подбородком и слегка пальцами пощекотал. – Хотя это спорный аргумент. Наши до сих пор единого мнения не имеют.

– Мне не до шуток, Петрович, – нахмурил брови Шаламов. – Ночь толком не спал. Спозаранку сюда помчался, вопросы вот дополнительные набросал. На службе ещё не появлялся. Верите?

– А что ж? Бывает, – посочувствовал тот. – А с вопросами? Ну что ж… Раз Константиныч сам возьмётся, как обещал мамаше, то, полагаю, ответы получишь. А вот эти!..

Он со значением ткнул пальцем в лист.

– Этих здесь немножко. Но не мне судить. С ними к разлюбезной нашей Маргарите Львовне. Она как раз химик. По её части. Чем закусывала грешница покойная, что принимала на грудь прежде, чем на тот свет отправляться… К Львовне. У неё интересуйся.

– К Маргарите?

– К ней, разлюбезный Владимир Михайлович. У нас, как положено, химик застольем и отравами заведует.

Варлаамов докурил папироску, аккуратно притушил.

– Ты заходи, Владимир Михайлович, – сказал он уже в спину криминалисту. – Не забывай. И если увидишь, кликни там мне Марию Степановну. Управилась, наверное, с завтраком-то, бедняжка.

– Да уж. Не приведи бог к вам без надобности, – не на шутку проникся криминалист суеверием и буркнул, не оборачиваясь, сердито. – У вас, как в той загадке: хотя ещё и не там, но уже и не тут.

* * *

До работы многострадальному Шаламову предстояло ещё добираться от морга на перекладных. Сначала троллейбусом.

Он поспешил на остановку, втиснулся в толпу, по приобретённой привычке штопором ввинтился, пробрался поближе к дверям подоспевшего рогатого транспорта и вроде занят был насущными тривиальными проблемами – влезть в троллейбус, купить билет (проездной менять забрали в кадрах и запаздывали с возвращением), протиснуться к окошку, а мысли витали вокруг одного и того же. Его сознание не покидала тяжкая тревога, охватившая ещё вчера в квартире Туманских, у края ванны, откуда глядела на него голова несчастной. Он не только почуял себя невольным соучастником неведомых пока, но надвигающихся с необратимой силой таинственных событий, но предчувствие ужасной беды уже страшило его.

Важная персона

Любитель традиций, Игорушкин не терпел их нарушений. Малейшие отступления вызывали у него нервозность и выводили из себя, порой, надолго. В особенности такими бывали ночные звонки, внезапные визиты незнакомых и уж, конечно, любая суматоха.

Но тут, как назло, всё соединившись, навалилось одним разом.

Уже не ночь, но ещё и не утро, а затрезвонил с кухни телефон. Сын, Петруха, давно не объявлялся, но он, хорошо зная отца, никогда не булгачил. Анна Константиновна, как была в ночной сорочке, заторопилась с постели, босой зашлёпала по паркету, восклицая тихонько на ходу:

– Коленька! Небось внучок. Кому ж ещё в такую пору? С петухами, истинное дело, с петухами!.. Вот несмышлёныш!

Но оказалось не он; на проводе был Алексей Моисеевич Личого. Анна Константиновна хорошо знала заведующего областным отделом здравоохранения, секретничала от мужа тайком о его же здоровье. С аппаратом в руках и трубкой она так и подошла к кровати. Игорушкин уже и сам поднялся, сидел, нахохлившись, хмурился на неё, будто она во всём виновата.

– Кто?

– Алёша. Алексей Моисеевич. Беда, видно. Не станет зазря.

Игорушкин принял аппарат на колени и трубку к уху. Заведующий отделом охал, причитал, не здороваясь. Разобрать, понять что-либо было сложно. Игорушкин отстранил трубку от уха, крик слышался теперь издалека, повременил, потом сказал в неё:

– Ты не на пожаре, Алексей Моисеевич. Остынь.

В трубке поутихло.

– Вены вскрыла дочка её?

На другом конце провода зашумел, завозмущался, заверещал голос.

– Что надо-то? Говори внятно… Принять?

Голос в трубке смирился.

– Приму… Разберёмся… Когда? Да сегодня же. С утра.

– Вот горе-то, – вздохнула рядом Анна Константиновна.

– И звонят! И звонят домой! – хлопнул рукой по подушке Игорушкин. – Не могут дождаться!

– Беда ж, Коленька! – приняла от мужа аппарат Анна Константиновна. – К нам только с этим народ и спешит… Куда ж ещё?

* * *

Она ждала его в приёмной. Уже вся в чёрном. Высокая, стройная, молодясь; властная – по лицу заметно. Напряглась, как струна. Представилась:

– Калеандрова, Софья Марковна.

– Проходите.

Она, вся подобравшись, прошла в кабинет, присела, не горбясь за столом, глядела прямо на него, не опуская тёмных глаз в набрякших красных веках. Держалась, только руки заметно подрагивали. Спохватившись, убрала их со стола.

– Алексей Моисеевич вам звонил?

– Я слушаю.

Она смотрела на него и не могла ничего сказать, видно было, спокойствие давалось ей с большим трудом.

– Я не