Джини, услышав, что ее предположения подтвердились, упала на колени, и с уст ее были готовы сорваться слова восторженной благодарности, но герцог, который был как на иголках, боясь, что она скажет больше или меньше того, что следует, дотронулся до подбородка.

— Дело наше, милорд, можно считать на этом законченным, — сказала королева. — Полагаю, вы не разочарованы. Отныне надеюсь видеть вашу светлость чаще как в Ричмонде, так и в Сент-Джеймсе. Пойдемте, леди Саффолк! Всего хорошего, ваша светлость.

Они обменялись прощальными приветствиями, и как только обе дамы повернулись, герцог помог Джини встать и повел ее по аллее; она шла с таким чувством, словно все, что сейчас произошло, случилось не наяву, а во сне.

Лишь успокою короля, пред ним

Ходатаем предстану я.

«Цимбелин»[91]

В молчании герцог дошел до двери, через которую они прошли в Ричмонд-парк, издавна являющийся любимой резиденцией королевы Каролины. Она была открыта тем же почти невидимым служителем, и герцог с Джини вышли за пределы королевских владений. Оба продолжали хранить молчание: герцог, очевидно, полагал, что его провинциальной протеже нужно привести в порядок свои чувства, ослепленные блеском ее успешного ораторского выступления, а Джини после всего, что она видела, слышала и предполагала, была слишком взволнована, чтобы задавать вопросы.

Они нашли экипаж в том месте, где оставили его, и, заняв свои места, быстро направились к городу.

— Я думаю, Джини, — сказал герцог, нарушая молчание, — у тебя есть все основания поздравить себя по поводу исхода твоей встречи с ее величеством.

— Так эта леди была действительно сама королева? Я было подумала об этом, когда увидела, что ваша честь не надели свою шляпу. И все-таки мне не верится, что это так, хоть она сама об этом сказала.

— Разумеется, это была королева Каролина, — ответил герцог. — И тебя не мучает любопытство посмотреть, что в этом мешочке?

— А там не может быть помилования, как вы думаете, сэр? — спросила Джини с воодушевлением, вызванным надеждой.

— Ну нет, это исключается. Такие вещи они редко носят при себе, разве только если знают заранее, что в них может возникнуть необходимость. И, кроме того, ее величество ведь сказала тебе, что король, а не она дарует помилование.

— Ваша правда, — сказала Джини, — но у меня сейчас такая путаница в голове… Ну, а как ваша честь полагает: можно ли теперь быть уверенным в помиловании Эффи? — продолжала она, все еще держа в руках нераскрытый мешочек.

— Видишь ли, как говорят у нас на севере, «нелегко подковать королей на задние ноги», но жена его прекрасно знает, как надо с ним разговаривать, и я уверен, что вопрос этот можно считать решенным.

— О, благодарение Богу! Благодарение Богу! — воскликнула Джини. — Дай Бог этой славной леди никогда не испытывать нужды в том утешении, что она мне сейчас доставила. Да будет благословение Божье и с вами, милорд! Если бы не вы… никогда бы мне не попасть к ней!

Герцог не прерывал ее излияний, желая, возможно, узнать, долго ли чувство благодарности будет преобладать над любопытством. Но последнее свойство было настолько чуждо натуре Джини, что его светлость, у кого это чувство в данный момент, очевидно, преобладало, вновь свел разговор к подарку королевы. И мешочек был открыт. Внутри его был обычный набор шелковых ниток, иголок, ножниц, крючков и так далее, а во внутреннем карманчике находился кредитный билет в пятьдесят фунтов.

Как только герцог объяснил Джини, никогда не видевшей таких крупных денежных знаков, стоимость этого банкнота, она сразу же выразила сожаление по поводу происшедшей ошибки.

— Ведь один уж этот мешочек, — сказала она, — весьма ценная вещь для подарка на память: внутри его есть даже имя самой королевы, и, несомненно, собственноручно ею вышитое, вот оно — Каролина, его видно здесь совсем ясно, а над ним корона.

И она протянула банкнот герцогу, прося его найти способ вернуть деньги их могущественной обладательнице.

— Нет, нет, Джини, — сказал герцог, — здесь нет никакой ошибки. Ее величество знает, что тебе пришлось сильно потратиться в дороге, и она хочет возместить тебе расходы.

— Она слишком добра ко мне, но я очень рада, что смогу вернуть Дамбидайксу его деньги, не беспокоя моего бедного отца.

— Дамбидайкс? Он, кажется, имеет земли в Мид-Лотиане? — спросил герцог, который во время своего пребывания в тех краях познакомился с большинством наследников, как называют владельцев земельных угодий в Шотландии. — Его поместье недалеко от Далкейта, и он носит черный парик и шляпу с галунами?

— Да, сэр, — ответила Джини, у которой были причины не слишком распространяться на эту тему.

— Ах, мой старый друг Дамби! Я видел его трижды, причем все три раза он был мертвецки пьян, но только однажды мне удалось услышать звук его голоса. Он ваш кузен, Джини?

— Нет, сэр, нет, милорд…

— Значит, он твой доброжелатель?

— Да, да, милорд… — сказала нерешительно Джини и покраснела.

— Ага! Уж не грозит ли моему другу Батлеру опасность со стороны лэрда?

— О нет, сэр, — ответила Джини гораздо уверенней и покраснела еще больше.

— Ну что ж, Джини, — промолвил герцог, — ты такая девушка, что и сама знаешь, как надо позаботиться о себе, и я не стану больше донимать тебя расспросами о твоих делах. Что же касается помилования, то я позабочусь о том, чтобы оно прошло через все нужные инстанции. У меня есть друг в судебной палате — ради нашей старой дружбы он окажет мне эту услугу. Кроме того, у меня будет возможность направить это помилование в Шотландию специальным курьером, у которого оно будет в большей безопасности, чем у тебя, и который доберется туда гораздо быстрее, чем ты. Я прослежу за тем, чтобы прошение попало в нужные руки. Ты же тем временем напиши своим друзьям письмо о достигнутом успехе.

— А может быть, мне лучше, ваша честь, поскорее собраться да не откладывая отправиться домой?

— Куда как лучше! Разве ты не знаешь, как опасно для одинокой женщины путешествовать по этим дорогам?

Джини внутренне была вполне согласна с таким замечанием.

— И, кроме того, у меня есть для тебя совсем другой план. Одна из приближенных герцогини отправляется в Инверэри вместе с моим доверенным — уже известным тебе Арчибалдом, — в карете, запряженной четырьмя лошадьми, недавно мной купленными. Для тебя там вполне хватит места. Ты поедешь с ними до Глазго, а дальше Арчибалд найдет способ отправить тебя безопасным путем в Эдинбург. А по дороге, прошу тебя, обучи эту женщину всем секретам сыроварения, ибо она будет заведовать молочным хозяйством, а ты, наверно, обращаешься с подойником так же умело и аккуратно, как с твоим платьем.