этом, когда солнце скатилось за горизонт, наползающие сумерки сменила ночная тьма и рассеянный свет от серебристого серпа луны пролился на землю.

В этом серебристо-белом, как гладь реки, как морозный иней, как белые одежды того самого человека человека, сиянии луны, Мо Жань, наконец, крепко сжал Бугуй и несколькими росчерками добавил сверху к надписи на надгробии несколько слов:

«Добродетельная драгоценная вторая супруга».

Зашелестела осыпавшаяся каменная крошка. Он закончил вырезать надпись. Подперев щеку, Мо Вэйюй громко рассмеялся. В этот момент он был уверен, что смог выбрать самый лучший посмертный титул, который свидетельствует о том, что Чу Ваньнин — его человек. Нравится это ему или нет, но он до конца должен быть верен своей добродетельной натуре. Идеально! Лучше было бы только если, разъярившись, Чу Ваньнин снова ожил.

Затаив в себе эту надежду, с сияющими от предвкушения глазами он радостно побежал к Павильону Алого Лотоса.

У Чу Ваньнина очень вспыльчивый характер.

Разве сможет он стерпеть такое унижение?

Поэтому пусть уже быстро очнется. Пусть быстрее приходит в себя, чтобы они могли снова сразиться и выяснить, кто сильнее, а кто слабее, кто благороднее, а кто подлее. На этот раз, приняв во внимание его недолеченные тяжелые раны, он даже готов уступить ему право первого хода.

Если же все совсем безнадежно, можно сторговаться и на десять ходов форы.

«Давай, просыпайся».

Стоя перед прудом с лотосами, он смотрел на лежащее там нетронутое тлением мертвое тело.

«Будь благоразумен, этот достопочтенный уже предложил тебе десять ходов форы. Разве ты не потерял душевный покой от злости, увидев памятник, что воздвиг тебе этот достопочтенный? Разве ты не хочешь схватить его за грудки и наорать на него? Ты что, готов всю свою добродетельную жизнь и честное имя променять на нелепый посмертный титул на каменной плите… «Добродетельная драгоценная вторая супруга, могила придворной дамы Чу»?

Очнись.

Приди в себя».

Спокойное и бесстрастное выражение на его лице вмиг превратилось в звериный оскал.

Но Чу Ваньнин все также лежал там, молчал и не двигался.

Только по прошествии долгого времени, Мо Жань понял, что, в конце концов, он победил и получил то, что всегда лелеял надежду получить — покорность.

Его Учитель, его враг, его любовник, крепко повязанный с ним страстью, его Чу Ваньнин. Наконец-то, он покорился ему и стал послушным.

В оторванной от мира промерзшей пещере горы Лунсюэ, Мо Жань обнимал своего израненного возлюбленного. Все это время никто из них не проронил ни слова.

А потом Мо Жань вдруг вспомнил ту дождливую ночь на постоялом дворе в городке Учан. Тот мужчина в его объятьях был таким неискушенным, но таким страстным. Сплетаясь с ним телами на сбитых простынях с покрасневшими от стыда кончиками ушей он шепотом спросил у него, хорошо ли ему с ним.

Тогда в глубине души он поклялся, что никогда в жизни даже в самой малости не навредит Чу Ваньнину. Он хотел медленно, шаг за шагом, разжигать внутри него огонь страсти, чтобы Чу Ваньнин постепенно привык к любовным утехам, и уже потом дать ему испытать этот трепет единения духа и плоти.

Он очень долго планировал это, у него было так много много мыслей и идей.

Вплоть до того, что он бесчисленное количество раз представлял, как, когда и где произойдет их первое настоящее соединение. Будет ли это на заре или при свете звезд, на оконную решетку будет медленно падать яблоневый цвет или это будет цветущий абрикос?

Единственное, чего он не мог предвидеть, что все случится вот так.

Первый раз, когда их тела, наконец, слились воедино, словно вода с молоком, оказался таким абсурдным, мучительным и безумным.

После всего этого оба они были измотаны до предела. Пока Мо Жань лежал рядом с Чу Ваньнином, в его груди постепенно зародилось какое-то очень странное ощущение. Казалось, то чистое и светлое, что жило в его сердце, яростно задрожало, и в следующий миг разверзлась земля и небо рухнуло, словно вырванное с корнем вековое дерево обрушилось, прихватив с собой огромный кусок осыпающейся почвы.

Оказалось, что это белоснежное нечто в его сердце было опутано чем-то омерзительно грязным и ужасным. Сплетясь в отчаянной и яростно борьбе, черная и белая сущности, живущие внутри него, внезапно вырвались из его тела.

Он не знал, что это такое и у него не было времени об этом подумать, потому что в этот момент Чу Ваньнин сказал:

— Ты сначала выйди.

Мо Жань молчал, не зная, что сказать.

Он молча стерпел острую боль в груди, медленно собрал разбросанную по полу одежду и без слов надел ее на Чу Ваньнина.

Процесс одевания занял много времени, так как он не осмеливался трогать Чу Ваньнина ниже пояса. Синяки и кровоподтеки на его бедрах, несомненно, были ярким свидетельством того, что он только что сделал с ним, а также подтверждением того, насколько больно сейчас Чу Ваньнину.

Мо Жань не осмеливался взглянуть ему в лицо.

Что сейчас он может увидеть в этих глазах?

Разочарование, ненависть, пустоту…

Он не хотел думать об этом.

Мо Жань потратил много времени, чтобы одеть Чу Ваньнина. В итоге у него очень сильно разболелась голова, а тело с головы до пят покрылось холодным потом.

Он не знал, откуда взялась эта боль, но чувствовал, что, вероятно, она была как-то связана с теми двумя сущностями из его сердца. Он стойко терпел эту боль, крепко сжимая ледяную руку Чу Ваньнина.

По правде говоря, ему не хватало смелости прямо взглянуть ему в лицо, поэтому он долго смотрел на его руку, собираясь духом, прежде чем, наконец, прошептал:

— Учитель все вспомнил?

— …Да.

Мо Жань на какое-то время оцепенел.

Совершенно потерянный и ошеломленный, в этот момент он напоминал брошенную хозяином собаку. Какое-то время он просто стоял в оцепенении, а потом закрыл глаза.

Он так долго боялся, что это произойдет, но сейчас, когда пришел день страшного суда, с удивлением обнаружил, что в его сердце царит покой и умиротворение.

Он чувствовал себя живущим в страхе беглым преступником, которого, наконец, под конвоем сопроводили в тюрьму.

Стоя посреди холодной мрачной камеры, он огляделся по сторонам и понял, что кошмар, от которого он так долго бежал, наконец, стал реальностью. В этот момент, к своему удивлению, он почувствовал, словно с его души упал тяжелый камень.

Ему больше не нужно посреди ночи спасаться бегством.

Попавшись в сети, он, наконец-то, мог спокойно спать всю ночь напролет.

Больше не нужно