безумен, то просто обязан сойти с ума, чтобы соответствовать вашим добрым пожеланиям, милостивый государь.

У того, кого он назвал милостивым государем, была расколота голова, так что кровь залила все лицо, однако Мо Жань даже не удосужился взглянуть на него, словно жестоко убивать людей было для него самым обычным делом вроде приема пищи. Он окинул толпу спокойным и холодным взглядом.

— Ладно, сегодня я отправил на тот свет достаточно идиотов, — уголки его рта опять растянулись в легкой улыбке. Безо всякого стеснения он пинком перевернул лежащий перед ним труп, а потом и вовсе отпихнул его в сторону. — Эти людишки. Одного убьешь — скучно, а если всех вас порешить, этот достопочтенный опять затоскует в одиночестве. Ладно, позволю вам влачить жалкое существование еще несколько дней, — после многозначительной паузы он продолжил, — чтобы, когда опять руки зачешутся, можно было развлечься и раскрошить пару голов.

Не обращая внимания на залитый кровью пол, он неспешно прошагал к выходу и уже у самой двери, покосившись в сторону оставшихся в зале людей, добавил:

— А до тех пор не забывайте о том, что нужно беречь свои мозги.

После этих слов он расхохотался и, завернувшись в свой плащ, вдруг едва оттолкнувшись от земли, легко взлетел на карниз. В следующий момент его темный силуэт скрылся за скатом крыши.

Три дня спустя.

В пещере на горе Лунсюэ под воздействием магии Мо Жань и Чу Ваньнин все еще были в беспамятстве. В какой-то момент курильница яростно задребезжала, из нее хлынула алая кровь и черный дым, а потом вырвался резкий пронзительный визг, эхом прокатившийся по пещере.

Мо Жань тут же очнулся и открыл глаза.

Сердце больше не болело, на теле не было никаких видимых повреждений, а таинственный дымок, что до этого связывал его с Чу Ваньнином, исчез.

— Учитель!

Он тут же поднялся и вдруг увидел, что в какой-то момент в пещеру успел войти третий человек.

Этот человек стоял перед каменным столом спиной к ним и внимательно рассматривал пахнущую гарью курильницу. Хотя у него была стройная и изящная фигура, сложно было назвать ее приятной для глаз. Незнакомец снял крышку и белоснежная изнеженная рука с длинными пальцами неспешно вытряхнула в раскрытую ладонь цветок со множеством лепестков. Какое-то время он просто смотрел на них, прежде чем прошептал:

— Все-таки все сгорело дотла.

С силой сжав пальцы, он размолол лепестки цветка в пепел.

Из пепла немедленно поднялся тонкий лучик белого цвета. Увидев эту нить света, нежданный гость, заложив руки за спину, с изрядной долей радости в голосе произнес:

— Что ж, к счастью, изначально, когда я создавал этот цветок, в него была вплавлена частица моей души. Если бы она не указала мне путь, было бы нелегко найти эту пещеру в огромном мире людей.

Словно услышав его слова, белый луч света медленно обернулся вокруг его талии, после чего довольно быстро поблек и исчез.

Мо Жань хрипло сказал:

— Ты…

Услышав его, человек поставил курильницу на стол и вздохнул:

— Очнулся?

— Кто ты?

— Как думаешь, кем еще я могу быть? — безэмоционально ответил этот человек.

Его голос звучал очень знакомо, однако Мо Жань только что очнулся. Словно после тысячелетнего сна его сознание было все еще затуманенным, поэтому он не смог сразу сориентироваться.

Кем может быть этот человек?

Учитывая то, что он только что сказал, похоже, он был как-то связан с тем черным цветком. В ордене Гуюэе лучшим в выращивании и изменении растений и ядовитых насекомых считался… это… Хуа Биньань?

Стоило ему вспомнить о Хуа Биньане, он сразу же подумал о Ши Мэе. В сердце Мо Жаня поднялась волна ненависти и гнева, но прежде чем он успел что-то сказать, этот человек повернулся.

Освещение в пещере было весьма тусклым, но стоило ему повернуться, и в одно мгновение пещера, казалось, наполнилась ярким сиянием, ведь этот мужчина и правда был рожден ослепительным красавцем.

Обычно распущенные волосы этого человека сейчас были высоко зачесаны и собраны лентой, того же цвета расшитая изысканным орнаментом широкая лента была аккуратно повязана на лоб[244.5]. Весь облик этого человека полностью отличался от привычного: бесследно исчезли слабохарактерность и природная мягкость, из чистых, как горные родники, персиковых глаз ушла нежность и любовь ко всему сущему.

Узрев этого несравненного красавца, Мо Жань замер, словно громом пораженный. Охваченный ужасом, он смог выдавить из себя лишь два слова, разящей стрелой пронзившие мертвую тишину:

— Ши Мэй?!

Вошедший в пещеру был не кем иным, как Ши Мэем… это и правда был Ши Мэй!

Несравненный красавец, пригладив выбившиеся из-под повязки волосы на висках, небрежно ответил ему:

— А-Жань, увидев меня, ты так удивлен?

Кровь прилила к голове, в ушах загудело, все мысли перепутались. Мо Жань никак не мог сообразить, почему именно здесь и сейчас так внезапно появился Ши Мэй, и почему у него такое странное выражение лица и совершенно чуждое ему поведение.

Все его тело одеревенело, в горле словно застряла рыбья кость. В конце концов, он очень неуверенно сказал лишь:

— Твои глаза…

— Целы и невредимы, — едва заметно улыбнувшись, Ши Мэй подошел к Мо Жаню. — Я пришел, чтобы повидаться с человеком, которого жажду, люблю и уважаю[244.6]. Кому бы я понравился, если бы был слеп и уродлив?

— …

От подобной несвойственной ему фривольной манеры разговора на какое-то время Мо Жань опять лишился дара речи. Подобно огромной грозовой туче, накрывшей опустевший город, страх и растерянность накрыли его разум.

— Ты… как это можешь быть ты… великий мастер Ханьлинь?!

Волна возмущения и гнева захлестнула его сердце.

В этот момент Мо Жань наконец понял, что пережил Сюэ Мэн в прошлой жизни. Все-таки ничто не может сравниться с болью от предательства старого друга, с которым столько лет прожил бок о бок.

— Значит, ты — великий мастер Ханьлинь?!

— Ой, может, и правда он, — Ши Мэй рассмеялся. — Целая вечность впереди, ни к чему так спешить с объяснениями, — с этими словами он шаг за шагом приблизился к Мо Жаню почти вплотную, после чего со смехом продолжил. — Вместо того, чтобы обсуждать великого мастера Ханьлиня, после всех пережитых перепетий, взлетов и падений, я все же хочу сначала поговорить по душам с дорогим моему сердцу человеком.

В сердце Мо Жаня под яростным пламенем гнева поселился леденящий холод. Его