— Хороших людей всё равно больше, чем плохих, — заметил Шорин.

— Но они плохо объединяются, — откликнулась на эти слова хозяйка. — Поэтому ими правят всякие подонки, вроде тех, кто Жорика в тюрьму засадил.

— Что за подонки? — насторожился гость, внезапно осознав, что наступает время для важной информации.

— Раньше их называли «блатными», теперь именуют «золотой молодёжью» — отпрыски богатых и влиятельных людей, хозяева жизни.

— А при чём здесь они и ваш брат? — удивился Шорин. — Судя по тому, где он жил, на «блатного» он явно не тянет. Или я ошибаюсь — может, он учился в престижном вузе?

— В ПТУ он учился, куда поступил после восьмого класса, — сообщила хозяйка. — Но связался с этими самыми отпрысками влиятельных родителей — был у них на побегушках. Я ему сколько раз говорила бросить их, а он огрызался. Вот и доигрался. Они в тот день напились и поехали по Москве кататься на машине одного из родителей — он, кажется, в КГБ работал. Жорик на заднее сиденье сел, где вскоре и заснул. А эти двое по нашему району колесили, где вскоре и сбили насмерть двух мужчин, одним из которых был ваш отец. Жорик и те двое с места преступления сбежали, но машина-то осталась. Вот по ней на них и вышли. Но у тех двоих папаши из органов, а у Жорика — слесарь. Вот они его виноватым и сделали. Уговорили всю вину на себя взять. Жорик согласился, поскольку кто-то из этих папаш ему пообещал, что он года через три по амнистии выйдет. А вон как дело-то вышло. Над Жориком в колонии стали издеваться, да так сильно, что он не выдержал и наложил на себя руки. Вот такая история.

— Но откуда вы знаете эти подробности? — спросил Шорин.

— Мне Жорик это рассказал за две недели до своего самоубийства. Я к нему в колонию с отцом приехала и он мне по секрету это всё и рассказал. Наверное, выговориться хотел перед смертью.

— А как звали тех двоих, вы не помните?

— Я бы рада вычеркнуть их своей жизни, так ведь сама нынешняя действительность мне этого не даёт, — произнеся эти слова, женщина повернулась лицом к собеседнику. — Один из этих подонков стал большой шишкой — его иногда даже по телевизору показывают. Он в медиамагнаты заделался, миллионером стал. Жорик в земле гниёт, а эти упыри жизнью наслаждаются.

— Но кто это такой, назовите имя? — задавая этот вопрос, Шорин даже привстал со стула.

— Максим Карпов его зовут, а в те годы его просто Максом все звали. Это у него отец в КГБ работал. А второй — Вилкис Салюнас, тоже «шишка» какая-то, охранным агентством владеет. Его отец тоже из органов, только, вроде, из прокурорских. Они все сейчас живы, все жизнью упиваются. Но я верю, что есть на свете справедливость и Высший суд тоже есть. Не может такого быть, чтобы его не было. Иначе, зачем тогда жить, если не верить в то, что кара, неважно какая — земная или неземная, всё равно настигнет этих упырей. Разве я не права?

«Конечно, правы», — хотел ответить Шорин, но вместо этого снова опустился на табуретку и подумал: «Не знаю, как насчет земной, но неземная кара этих подонков должна настигнуть однозначно».

17 апреля 2020 года, пятница, Москва, режим карантина, Пахра, коттеджный посёлок

Тем временем профессор, устав слушать новости, стал переключать каналы, причём, никаким пультом он при этом не пользовался — ему достаточно было об этом подумать, и телевизор тут же сам переключался. На одном из каналов шла жаркая дискуссия на политические темы — обсуждали советское прошлое. И снова одним из главных спикеров в этой дискуссии был политолог Корнелий Пупко. Едва он появился на экране и вновь принялся с пеной у рта громить советский проект, называя его людоедским, профессор, не поворачивая головы, обратился к своему ассистенту:

— Вийченцо, надо бы устроить этому Пупко хорошее турне по Европе.

— Когда изволите, Мессир? — тут же отреагировал на эту просьбу-приказ расторопный ассистент.

— Сразу, как только эта шумиха вокруг эпидемии уляжется и откроют границы.

— Какой гонорар ему положить?

— Максимальный — не стоит обижать старика, он так старается. И надо бы его книжки издать на разных языках — тоже приработок будет.

— Сделаем, Мессир, — ответил Вийченцо, не отрываясь от своей игры в карты.

В это время изображение на экране исчезло и на нём возникла белая «крупа». Профессор быстро восстановил прежнюю картинку, но спустя какое-то время опять произошла та же история.

— Опять наши «следопыты» включились, — сообщил Вийченцо, имея в виду группу Матвея Глейзера, которая засела в соседнем особняке и пыталась с помощью своей аппаратуры засечь пребывание в доме покойного полицейского профессора и его свиты.

— А я давно вам говорю, что надо отсюда съезжать, — подал голос Арфиан, — от них всё равно покоя не будет. Я и место уже подобрал в хорошем районе — в Чертаново.

— Это же промышленная зона, — удивился Вийченцо.

— Зато название для нас подходящее, — тут же отреагировал Арфиан.

Но тут в их разговор вмешался профессор, вновь обратив свои слова к Вийченцо:

— Ты говорил, что эту группу прислал сюда этот бандит из Москва-Сити — кто он?

— Крупный криминальный авторитет, миллионер, латифундист, имеет большие связи во многих влиятельных структурах.

— Крови на нём много?

— Двадцать два трупа, могу предоставить полный список.

— Не надо, я тебе верю, — небрежно взмахнул рукой профессор. — Но почему он мечтает покинуть сей бренный мир?

— Ему стало скучно, Мессир.

— Я его понимаю, — устремляя свой взор в туманную даль, простирающуюся за окном, произнёс профессор. — Надо бы мне с ним встретиться.

— На предмет чего, Мессир?

— Как говорят в их среде, «перетереть за жизнь».

— В данную минуту у него сейчас проходит совещание, которое продлится ровно один час сорок две минуты.

— Хорошо, мы не гордые — подождём.

— Однако на связь с вами напрашивается ещё один человек, — сообщил Вийченцо.

— Это тот, который раньше в советской Тайной канцелярии работал?

— Он самый, Мессир. Хочет, чтобы вы ему помогли спасти его сына.

— А какой мне прок с его отпрыска — этого наглого и пресыщенного подлеца, за которого всю жизнь его отец всё делал? И сейчас тем же занимается?

— Он может стать вашим ассистентом.

— Это исключено, Вийченцо — такие экземпляры мне не нужно. Как сказал один известный деятель, которого многие причисляют к нашей «тёмной стороне», хотя это и не так: «Кадры решают всё». Я с ним полностью согласен. Мне нужны хорошие кадры. А в том отпрыске, о котором