масла, яиц и рисовой муки, и стал наблюдать за домом, в котором находилась мастерская Мияги.

Собственно, у Мияги там была не только мастерская, художник там и жил, отгородив тонкой стенкой, густо обвешанной картинами, бытовой отсек от студии. Снимать отдельный дом, как Зорге, Иотоку не хотел, да и не всегда хватало денег, он помогал родным, обитавшим на Окинаве, помогал бедным друзьям, которых в Токио у него было предостаточно, — считал, в общем, иены.

Неплохо бы подняться и пойти к Мияги, но что-то удерживало Зорге. Во-первых, у подъезда застыла большая черная легковушка — той же самой марки, что сегодня уже преследовала Рихарда. Хорошо, машин хвоста было две, они мешали друг другу, а если бы была одна? Явно, этот черный легковой вагон принадлежит полиции «кемпетай» или службе «токко».

Во-вторых, чутье подсказывало: ходить к Мияги пока не надо, нужно выждать. Зорге неторопливо отпил немного кофе, посмаковал глоток, придавил капельку напитка языком к нёбу — ну будто хорошее вино дегустировал.

Позицию Зорге выбрал удобную — сам он был с трех сторон прикрыт густым кудрявым кустом, украшенным крохотными серебристыми листками, куст этот рос широко, вольно, не стеснял себя, и высокими яркими цветами, растущими в расписных горшках, украшенных драконами, а одна сторона была у него распахнута, словно экран, и в эту распахнутую часть был хорошо виден дом художника.

Зорге ждал. Ощущение тревоги, поселившееся в нем несколько дней назад, не проходило, сидело внутри, будто кусок железа, непонятно как оказавшийся внутри.

Припекало октябрьское солнце. Каким же все-таки ласковым бывает оно в эту пору, нежно, почти невесомо щекочет лицо, прогревает кожу, словно бы хочет напоить человека теплом на ближайшие месяцы, которые не будут такими теплыми, как октябрь сорок первого года. Рихард подумал об этом, улыбнулся едва приметно, — хоть и грубо обходится человек с природой, палит в нее из всего, что может плеваться свинцом и огнем, пинает ногами, топчет, а природа старается выпрямиться и порадовать человека — прощает двуногого «венца».

Чутье не подвело Зорге — неожиданно он увидел бегущую вприпрыжку старенькую женщину с большим черепаховым гребнем, воткнутым в волосы, обрадовался: это была Томо-сан, женщина, которая железной рукой наводила в мастерской Мияги порядок, до блеска чистила замусоренные углы пропахшего красками помещения. Мияги относился к ней, как к близкой родственнице.

— Томо-сан! — негромко позвал Зорге служанку, когда та вышла на прямую линию со столиком.

Служанка остановилась, вскинулась, будто ее кто-то ударил, развернулась вокруг самой себя — не поняла, кто ее позвал. Лицо Томо-сан было темным и расстроенным. Рихард поднялся из-за столика.

— Это я звал вас, Томо-сан.

Увидев его, служанка мелко, как-то по-птичьи закивала головой и неожиданно горько, совсем по-детски сморщилась, лицо ее превратилось в печеное яблоко.

— Хы-ы-ы! — тяжело выдохнула она, на крохотных черных глазках появились блестки.

— Что случилось, Томо-сан?

В горле у старушки что-то заскрипело несмазанно, жестко, она приложила корявые негнущиеся пальцы к лицу.

— Хы-ы-ы! — Плечи у Томо-сан затряслись судорожно, губы поползли в сторону, она дернулась резко, подбито и умолкла.

Все было понятно. С Мияги случилась беда. Зорге провел старушку к своему столику, усадил в бамбуковое кресло.

— Выпейте кофе, Томо-сан. — Не дожидаясь ответа, Зорге щелкнул пальцами, подзывая быструю, как ртуть, японку в крохотном передничке.

Томо-сан поднесла чашку ко рту, зубы звонко застучали о тонкий фарфоровый край.

— Успокойтесь, Томо-сан. — Зорге погладил старую женщину по плечу. — Ну, пожалуйста.

Та поспешно закивала головой, с губ у нее вновь сорвалось горестное:

— Хы-ы-ы…

— Расскажите, что произошло?

— Иотоку-сан… Иотоку-сан… — Старой женщине перехватило дыхание, она взялась рукой за горло.

— Кофе… кофе выпейте, — Зорге придвинул к ней чашку, — прошу вас.

Та вновь поспешно закивала, дрожащими пальцами поднесла чашку ко рту, отхлебнула немного, зубы ее знакомо стукнули о край посуды.

— Хы-ы-ы…

— Успокойтесь, успокойтесь, Томо-сан.

— Иотоку… Он был мне как сын. Мне жаль его.

— Что все-таки случилось?

— Пришли люди и забрали его. Увезли на черной машине.

— Что за люди?

— Не знаю. Они и сейчас находятся там, — служанка повела головой в сторону дома, где располагалась мастерская Мияги. Наполненный солнцем слоистый воздух подрагивал неровно, именно в эти минуты — пожалуй, в первый раз за последние дни, — Зорге заметил, что в двери Токио все-таки стучится осень, но это мимолетное открытие ничего не изменило, ни тяжести с души Рихарда не сняло, ни стрелки часов не передвинуло, даже более, пожалуй — сделало хуже: грудь под мышками стиснуло, перед глазами возникла вертикальная серая строчка — возникла, подержалась немного и исчезла. Зорге перевел дыхание и позавидовал безмятежным людям, находящимся вокруг. Он протестующе наклонил голову, будто шел против ветра, вгляделся в серый дом, где у Мияги была мастерская, отметил, что формы у дома неуклюжие, неровные, кверху дом расширяется, книзу сужается, словно бы его построили пьяные мастера — перепутали что-то…

— Можем туда сходить, я покажу. — Голос у Томо-сан угас, перешел на шепот.

— Не надо. Я знаю этих людей. Меня они преследуют тоже.

Итог печальный: Одзаки арестован, Мияги арестован… Что делать? Конечно, можно исчезнуть из Токио, но исчезать надо всем, всей группе, а это практически невозможно. Да потом, кроме членов группы есть информаторы, которые работали на него — целая армия, без малого сорок человек.

Бросать их нельзя. Сейчас главное — держать себя в сборе, не разваливаться, не раскисать, как Томо-сан. Но Томо-сан — женщина в возрасте, ей можно. Служанка вновь поднесла чашку к губам, слила в рот остатки кофе. Взгляд ее поспокойнел. Зорге поманил к себе официантку.

— Еще чашку кофе, пожалуйста. И, если можно, свежее пирожное, пожалуйста, — и когда официантка развернулась, чтобы убежать к пожилому японцу, который в трескучем песке варил кофе, Зорге остановил ее и внес поправку в заказ: — Два кофе и два пирожных!

Как же завалилась их группа, кто конкретно ее выдал? Макс, Мияги, Одзаки, Бранко? Или он сам, Рихард Зорге? Не было на это ответа. Может, выдал кто-то из информаторов? Но информаторы даже друг друга не знали, в лучшем случае знали двух человек, на которых замыкались, и все, но таких было очень немного — в основном информаторы выходили только на одного человека и не более того. Сегодня ночью, проснувшись, Зорге долго хлопал глазами, перебирал в памяти своих людей — перебирал поименно: вот Ямана Масадзапе, вот Ясуда Токутаро, вот Кикути Хатиро… Ни в одного из них он не мог бросить камень. Предателей среди информаторов не было.

Тогда кто же сдал двух его товарищей?

Был и второй вариант, самый досадный — их вычислили. Расторопные агенты, сопровождавшие его всюду, вплоть до