Однако назавтра совместный обед не состоялся.

Вместо него Отче позвонил с утра на службу, испросил прощения за будущую неявку и потребовал рабочий телефон Сергея. Я продиктовала и спросила, что случилось. Отче объяснять не стал, зато повторил почти слово в слово Суренову инструкцию.

— Дитя, не мучь меня вопросами. Лучше учти очень настоятельную рекомендацию. Вплоть до моего уведомления ночуй не дома или не одна. Как у Жванецкого: или не одна, или не дома, не дома — или не одна. Ежели возникнут проблемы с «не одна», звони мне, пришлю Антона. Поняла?

— Почти что. Кроме одного, как ты меня уведомишь, если одна, но не дома?

— Самозванец еще актуален? Можем держать связь через него.

— Актуален, но не дома. Один или нет — не знаю, но на исторической родине.

— Очень плохо, между прочим. Придется и впрямь просить Антона. Уж не знаю, как он справится.

— Пожалей Антона, Отче, он хороший человек. Я к предкам поеду, может, махну с ними на дачу до воскресенья. А связь будем держать через Верочку. Идет?

— Вера подходит. Ее даже Таблица уважает. Тебя, кстати — нет. Таблица у меня консерватор, привержена семейным ценностям.

— Поздравь ее от моего имени и передай привет. Пока.

— Прощай, мое авантюрное дитя! Хочешь, скажу комплимент? Если бы не врожденный хороший вкус, то сам бы приехал тебя поохранять, право…

— Ценю чувства, Отче, но предпочитаю бандитскую пулю, не волнуйся. Целую.

— Взаимно, — ответил Валентин, и вслед за тем раздались короткие гудки.

Хорошо, что в отделе прозы народ еще не собрался, и почти некому было комментировать мою странную часть диалога. Остальной рабочий день пятницы протек в чисто производственном русле. В полдень, как, оказывается, ему было назначено (я совсем забыла) появился Жора Абрикосов с новым творением. Все сошло бы очень мирно, не вздумай он побаловать меня кратким пересказом сюжета. Я пыталась уклониться, но тщетно, Абрикосов желал снискать восхищение незамедлительно.

Когда автор дошел в самовосхвалительном экстазе до изюминки произведения и стал описывать, как героические подпольщики-диссиденты с помощью рыцарских спецслужб противника завербовали капитана подводной лодки и идейно соблазнили его бежать через Атлантический океан на казенном транспорте прямо в Лэнгли, в ЦРУ — разразился неописуемый скандал. Я мигом выкрикнула название бессовестно передранного романа:

— «Охота за Красным Октябрём»!

Слушавший вполуха Викеша добавил веско:

— Том Клэнси. Технический триллер.

Тем моментом остальные редакторы (Жора собрал большую аудиторию) наперебой заговорили про плагиат и чудовищный иск к издательству. Абрикосову подобные пустяки оказались, как слону дробина, он заорал громче всех, поминая свободу творчества и гнусное коммунистическое засилье в издательстве. Я без стеснения напомнила Жоре идейно выдержанные опусы прошлых лет, вслед за чем он прямо обвинил меня в масонском заговоре и пообещал повесить на первом же фонаре, когда придёт к власти, предварительно подвергнув гражданской казни за моральное разложение.

Я не полезла за аргументом в карман и заметила:

— Только вместе с дочкой.

Абреков снова потянулся к письменной машинке с привычным намерением обрушить ее на мою голову. Викеша, как в прошлый раз, стал стеной и разъединил враждующие стороны. Викеша, к счастью, очень крупный молодой человек. (История с Абрикосовской дочкой проста и тривиальна. Несколько лет назад Абреков настолько зарвался, что выдавал молоденькую подружку за дочку от первого брака, с которой его пытается разлучить злая нынешняя жена. Что писатель хотел выиграть — неясно, однако добился обратного. Его чуть не обвинили в кровосмешении, тогда он счел за лучшее собственноручно вскрыть обман. Смеялись все, кроме особо сердобольных литературных дам, поверивших Абрикосову и предоставлявших квартиры для свидания разлученных папаши и дочки.)

Скандал дотлел и потух, враждующие стороны договорились прибегнуть к третейскому суду и отдать рукопись Марату, уважаемому главному редактору.

— Если милая Екатерина Дмитриевна будет продолжать сомневаться, когда прочтет. Право же, никто, надеюсь, не сердится, милые бранятся, только тешатся, — заявил Абрикосов в заключение беседы.

В знак примирения Абреков высыпал из портфеля килограмм бешено дорогих конфет и предложил устроить чаепитие. Я поблагодарила, но сказала, что все присутствующие на диете, а конфеты полагается нести в семью.

— Дочке и внукам, — добавила Ванда, держась обеими руками за машинку.

Абреков почти не обиделся, забрал дары обратно и сказал на прощание:

— Что ж, очень жаль, до новой приятной встречи, милые девушки и женщины, Викентий Львович в их числе. Я скоро зайду.

Дверь за ним еще не закрылась, когда Викеша произнес с чувством: «Скотина!», и все громко рассмеялись.

Обедать мы пошли втроем: я, Ванда и Викеша, съели по пирожку на скамейке, прогулялись и поболтали. Остальные, увы, были заняты головоломными и зубодробительными хозяйственными делами. У Ванды закупками занималась мама, у Викентия Львовича — жена и теща, а я питалась крохами, как птичка божья.

На обеденной скамейке Ванда расписала Викеше, с каким чудовищным мужиком ходила вчера ужинать Катька Малышева. Рассказ получился особенно удачным потому, что Ванда намеренно игнорировала мое присутствие и делилась ужасными новостями с одним Викешей. Викентий Львович подхватил эстафету и по секрету сообщил Ванде, что после такой новости он раздумал на Катьке жениться, очень боится, что она не удержит и уронит честь его имени. Вернулись мы в «Факел» все трое одеревеневшие от смеха. Если бы я могла предложить тройственный брак, то мы с Викешей и Вандой могли бы стать первой образцовой тройкой. У нас бы получился самый веселый дом на свете.

Послеполуденное время отдел прозы провел почти в полном составе за работой и беседами, никто не беспокоил меня со стороны и инструкции по безопасности незаметно вылетели из памяти.

Я спохватилась только в полшестого, позвонила родителям, чтобы набиться к ним в гости, но не застала. Судя по серии длинных гудков, бывших мне ответом, предки отбыли на дачный участок культивировать натуральное хозяйство. Ехать туда на электричке ближе к вечеру я сочла нецелесообразным и стала лихорадочно соображать, как и где я могла бы провести ночь вне дома или не одна.

Итог вычислился неутешительным. Единственный вариант вне дома был представлен мамой Гарика, домой я могла пригласить разве что друга Поля — в рамках одного из предложений. Или Антона по Валькиному распоряжению.

Однозначно предпочитая любому из перечисленных вариантов упомянутую «пулю в лоб», я спокойно поехала к себе, дожидаться ее в домашних условиях. Даже если существовали угрозы и опасности, коими меня по очереди стращали Сурен и Отче, то все же, думала я, не до такой степени, чтобы бегать по городу в пятницу вечером и искать прибежища у неблизких родных и дальних знакомых. К тому же навряд ли мифические опасности крепчали день ото дня, и я могу провести эту ночь у своего очага, как коротала предыдущую. Так я решила приехавши домой и копаясь в холодильнике в поисках пищи.