Из разверстой пасти раздается костяной перестук, словно сыплется галька, потом глохнет на секунду, пока тварь набирает воздух в мертвую грудь – она не дышит и забыла вдохнуть, прежде чем заговорить. Потом перестук раздается снова, все скорей и скорей, покуда щелканье не рассыпается на звуки сухого, нечеловечески бесстрастного голоса.

– У тттебббяа мой меччшш .

Это не Берн. Это не его душа вернулась в тело – сколько угодно могу повторять себе, но выражение его глаз, звук голоса вытягивают из меня силы сильней, чем все чары Райте. Я даже не могу удержать Косалл, и, когда Райте делает шаг ко мне, выдергивая у меня эфес одной рукой, а другой ловко расклинивая мои запястья очень эффективным приемом айкидо, я не пытаюсь сопротивляться.

Демон оборачивается к Райте:

– Онно умирррало . – Должно быть, это он про Гаррета. – Я ггголодддаю. Нне пппроступоккк?

Райте пожимает плечами и бормочет себе под нос что-то вроде местной версии «не подмажешь – не поедешь». Без страха подойдя к демону, он протягивает чучелу рукоять Косалла.

– Задача тебе ясна?

Идиот, долбаный дебил, кретин сраный !…

Я же мог себя зарезать клятым мечом. Мог себе башку снести!..

Но не сообразил.

Чучело хватает эфес Косалла – и клинок молчит, потому что чары его пробуждает к жизни лишь прикосновение человеческой руки. Демон поднимает оружие, изучая блестящее под луной лезвие, жидкий блеск усеявших клинок от острия до самой гарды рун.

– Пэлллессс Риллл , – стрекочет демон, и бледный отсвет отгоревшей похоти в его глазах заставляет меня подумать, что в нем осталось все же нечто от прежнего Берна.

А потом каким-то образом тварь оказывается прямо передо мной . Зенки ее блестят, как стеклянные – наверное, так и есть, из глотки рвется долгий, басовитый стон, словно у старого усталого любовника на грани оргазма, переходящего в инфаркт.

– Ппприветттт, Кейнннн , – скрипит она.

Дежа вю скребет глотку и крутит кишки, выжимая блевотину.

Этого не может быть. Это все дурной сон.

– Ппочемму ты не бежишшшшь? Тттты всссегдддда хххорошшшо ббббегал , – говорит тварь, воздев клинок Косалла под тем же углом, что напряженный член. Она наклоняется ко мне так близко, что я ощущаю запах крови Гаррета и газа-антисептика: – В чччем дддело? Нннноги ппподводятттт?

Я пытаюсь вжаться поглубже в кресло, слабо булькая горлом.

Райте берет тварь за плечо.

– Пэллес Рил, – твердо напоминает он.

– Голодддд. Онна должнна… умереттть быссстттро?

– Да, – твердо отвечает Райте. – Быстро. Мгновенно. И точно так, как тебе наказано; иначе она без труда уничтожит тебя.

– Нннннн… Голодддд…

Голос твари переходит в механический рык, словно при работе турбины на холостом ходу.

– Да, пожалуй, – задумчиво замечает Райте, а потом бесцветные его глаза останавливаются на мне, и губы растягиваются в гримасе, которую он, должно быть, считает улыбкой. – И у меня найдется для тебя самая подходящая закуска.

Не знаю, как долго демон затаскивал меня на гору. Должно быть, несколько часов – бесконечный кошмар. Я болтаюсь лицом вниз на каменно-твердом плече, то приходя в себя, то вновь выключаясь от боли, изнеможения, невообразимой мигрени: из-за того, что приходится висеть вниз головой, в черепе словно шершни роятся. Все, что было в желудке, я выблевал давным-давно; теперь стоит мне очнуться, как меня начинают терзать сухие позывы, покуда в глазах не поплывет. Кашляю кровью.

И чертов меч все пытается выбить мне глаз. Где-то нашлись другие ножны для Косалла, и меч вместе с ними пристроили на спине демона. Я выкручиваю запястья под тонкой прочной лентой наручников, стянувших мне руки за спиной, но та режет плоть, и кровь стекает по локтям, по спине и шее и каплями падает с подбородка.

Если мне только удастся высвободить руку и дотянуться до рукояти Косалла…

Демон мерным шагом движется вверх. Его мертвые мышцы, питаемые вовсе не химическими реакциями, не знают усталости. Тварь не ищет легких путей – она обходит перевал стороной, взбираясь по крутому склону горы Резец, нечеловечески ловко, даже босиком и с одной лишь свободной рукой, пробираясь среди утесов.

Болтаясь на плече чучела, я вижу под собой почти все Кхрилово Седло. Гребень перевала превратился в крысиное гнездо железнодорожных веток, заплетающих голые костяки полуотстроенного депо; таможня отмечает номинальную границу между Забожьем и империей Анханы. Всюду шатры – от маленьких двухместных палаток до огромных: столовая, ангар из листового железа, настолько здоровый, что в нем можно было бы разобрать пару локомотивов, не перепутав детали, отхожие места, лавка компании и один бог ведает что еще.

Базовый лагерь компании «Поднебесье»: они прокладывают железнодорожную ветку по западному склону Седла. В Империю. Чертова железная дорога похожа на язык, пробующий Анхану на вкус.

Из-за холмов на востоке показывается краешек солнца, золотом обливая ресницы. Пожалуй, надеяться, что демон от первых лучей дневного свет вспыхнет огнем или еще что-нибудь в этом духе, слишком оптимистично.

Высоко на западном склоне горы Резец, чуть ниже нас, должен быть виден родник, но я вижу только низкую кирпичную башенку, откуда выползает длинная извилистая водопроводная труба, такая новая, что подтекающие стыки еще не начали ржаветь. Труба утыкается в просмоленную бочку на ходулях, а уже из нее в сторону растущего скелета вагонного депо ползут другие трубы, поменьше.

Внизу, среди перепутанных рельсов, строятся в длинную неровную очередь рабочие – слишком усталые и невыспавшиеся после ночи на такой высоте, чтобы поднять голову и увидеть нас. Сейчас, на рассвете, строители выползают, спотыкаясь и почесываясь, из палаток и бредут за водой к проточному желобу, и вскоре там, где он подтекает, земля превращается грязное месиво.

Из этой грязной лужи теперь вытекает Великий Шамбайген.

Райте остался по другую сторону перевала вместе со своими охранниками – фальшивыми охранниками, как я теперь понимаю. Это явно социальные полицейские в штатском, потому что ни один охранник на свете – тем более четверо разом – не остался бы спокойным во время сцены в кратере. А у социков нервы железные; покажи социку сраный апокалипсис, тот глазом не моргнет.

Им пришлось остаться по ту сторону гребня, потому что Шенна ощутит их недобрые намерения, стоит им вступить в пределы ее водосбора. Но далеко они не уйдут. Не знаю, что такого я сделал этому Райте и почему он меня так ненавидит, но настоящую, сердечную ненависть я узнал и знаю. Он будет подглядывать.

Демон тащит меня на северо-запад параллельно сточной канаве, содержимое которой вытекает из лотка и смешивается с сочащейся из бочки водой. Несколько минут – и мы оказываемся в четверти мили от лагеря, там, где грязная вода возвращается в первоначальное русло: неглубокую промоину над крошечным водопадом, льющимся футов с пятнадцати в пруд с каменистым дном. Демон осторожно несет меня через валуны, подальше от лагеря, через промоину над прудом. Вода в пруду стоячая, покрыта радужной пленкой и пахнет мочой и серой.