Усевшись, Джамуха твердым взором обвел собравшихся, те выжидающе смотрели на него. Тохорун, сердито сдвинув брови, взмахом руки прогнал заглянувшую в юрту жену и начал совет.

– Ну, кажется, все собрались, поэтому будем начинать. А попросил нас всех собраться Джамуха-нойон, старший в роду джадаранов… – сказал он, с поклоном поворачиваясь к нему.

В голосе его, несмотря на благодушный вид, чувствовалось беспокойное напряжение, и Джамуха заметил такое же натянутое выражение в лицах присутствующих. С разных сторон устремлялись на него настороженные взоры. Однако, наткнувшись на его твердый, властный взор, нойоны отводили взгляды в сторону.

«Боятся, – удовлетворенно отметил Джамуха. – Поприжали хвосты. В прошлый раз все свысока смотрели на меня, а теперь, когда узнали, как я поступаю со своими врагами, испугались…»

– Джамуха-нойон уже известил нас, что предстоит важный разговор, – взглядывая то на него, то на остальных, почтительно продолжал Тохорун. – Что ж, наверно, он нам расскажет обо всем, давайте дадим ему первое слово.

Джамуха, уперев кулак в правое бедро, вновь обвел всех открытым взглядом. В груди у него словно волной прокатилась тревога: а вдруг они взноровятся, упрутся, как тогда, у Тэмуджина? Но он тут же взял себя в руки, успокоился: «Теперь они слабы передо мной, да и поздно им артачиться: кияты и другие борджигины стоят за меня… Татары грозят с востока… некуда им деваться. Но о татарах поначалу умолчу, повожу их, посмотрю, у кого какие помыслы, а потом уж…»

Выждав, он начал:

– Я не буду долго кружить вокруг, скажу вам прямо: пора нам создавать свое ханство. Без этого в наше время нельзя. Посмотрите вокруг, все приличные народы – найманы, кереиты, чжурчжени так живут, а мы чем хуже? В прежние времена и у нас были ханы, но их давно нет, а мы до сих пор не выбирали других. Но так нельзя жить – не получится у нас хорошей жизни вразброд. И я решил поднять ханское знамя. Нынче я приехал к вам объявить об этом и спросить: будете вы за меня или нет?

Высказавшись, он еще раз обвел глазами нойонов. Те, как было видно, не ожидали от него такого размаха и дерзости в своих устремлениях и теперь с великим удивлением смотрели на него. Переглянувшись в недоумении, некоторые зашептались между собой, другие продолжали молчать, опустив глаза, поджав губы.

Наступила тяжелая, вязкая тишина. Слышно было, как жужжали в юрте мухи и где-то далеко лаяли собаки.

Джамуха видел, что нойоны не рады его словам, но открыто выступить против него никто не осмеливался.

– Я вас спрашиваю, – повторил он. – Будете вы за меня или нет, говорите мне сразу, чтобы я знал.

– Подожди, Джамуха-нойон, – недоуменно развел руками одноглазый старик, вождь элджигинского рода. – Так ведь не делается: «надо нам ханство и говорите мне сразу». Надо сначала взвесить все, обговорить.

– Да, да, верно… – раздалось несколько голосов. – Надо обсудить все по порядку, подумать.

– Что ж, давайте обсудим, – сдерживая нетерпение, сказал Джамуха. – Я для того и приехал, чтобы послушать вас. Кто хочет сказать слово?

Нойоны вновь переглянулись между собой, пожимая плечами, но и на этот раз никто не осмеливался говорить первым. Джамуха, не выдержав, решил выложить другое свое припасенное слово.

– Я вижу, вы еще не знаете, что творится у нас вокруг. Татарский Мэгуджин-Соелту пришел с тремя или с четырьмя тумэнами войска и разгромил борджигинов на Улзе и Ононе. Угнал весь скот, половину народа забрал в рабство.

При этих словах нойоны испуганно встрепенулись, заозирались, будто опасность уже нависла над ними.

– Что-о?..

– Когда это случилось?

– Я ничего такого не слышал.

– А я слышал, будто за рекой появились какие-то кочевья. Но разузнать ничего не успел, потому что сюда спешил.

– Что же, выходит, борджигины не устояли против татар?

– А Таргудая тоже разгромили?

– А где сейчас сам Мэгуджин?

– Может, уже к нам приближается?

– Тише вы! Послушаем дальше…

Голоса понемногу смолкли. Джамуха сурово оглядел их, покачал головой.

– Вот видите, на племя напали враги, а вы и не знаете ничего. А почему? Да потому, что живете все вразброд. Каждый – как тарбаган, бегает вокруг своей норы и дальше соседнего холма ничего не знает. Так вас перехватают поодиночке, не успеете и людей своих собрать… Куда так годится? Вот и борджигины так же захотели жить, разбрелись кто куда, и поплатились. У них тысячи людей погибли, почти все жен и детей лишились. И что будет завтра, будут ли сами живы, – никто ничего не знает. И тогда наконец они образумились, поняли, что нужно объединяться, и пришли ко мне. Сто тысяч борджигинов сейчас стоят на моих летниках и просят меня поднять ханское знамя, чтобы я спас их от татар. А что я могу сказать им в ответ? Меня просят помочь, сделать как лучше, и как я могу отказывать соплеменникам? Я теперь и сам понял, что так будет лучше, и решил обратиться ко всем, кто имеет голову на плечах: давайте объединяться. И первым делом прибыл к вам, к своим соседям, поговорить, послушать, что вы на это скажете. Мне и самому захотелось посмотреть на вас: в то время как даже борджигины, вчерашние враги, пришли ко мне и просят стать ханом, то как же вы, свои, керуленские, поведете себя?

Нойоны все еще молчали. Лишь одинокий шепот донесся до Джамухи:

– Так и знал, что этим все кончится.

– Тихо ты…

И снова зависла тишина. Все сидели, пригнув головы, туго ворочая шеями, словно уже чувствовали на них тяжелое ярмо.

Джамуха видел, что своими словами он отрезал им все пути назад, и потому был спокоен. Он отпил из чаши айраг, вынул малый ножик для еды и взял из полного корыта мясистый бараний позвонок.

Искоса посматривая на нойонов, он размышлял: «Пусть теперь подумают, осознают, что деваться им больше некуда».

Он со вкусом прожевывал сочное, чуть недоваренное мясо молодой овцы, утоляя голод, когда раздался одинокий голос.

– А что же киятский Тэмуджин? – осторожно спросил хурхутский нойон. – Он тоже за то, чтобы вы стали ханом?

Остальные, встрепенувшись, оглянулись на него и тут же уставились на Джамуху, впившись в него любопытными взглядами.

Джамуха с трудом проглотил недожеванный кусок, быстро соображая, и, решившись, ответил:

– Да, мой анда стоит за меня. За кого же он будет, когда у нас с ним клятва побратимства? И порядок между нами заведен такой, что раз у меня улус вдвое больше, чем у него, старшим считаюсь я. Да и ведь наш с ним покровитель, кереитский хан, меня называет своим младшим братом, а анду – сыном. Этим он и установил порядок между нами. Помните, наверно, он говорил это прошлой весной, когда был в гостях у меня, – вы ведь все слышали. И Тэмуджин-анда признает это. Потому и на облавной охоте я был тобши, а он мне подчинялся. И сейчас сохраняется такой же порядок…