В небольшом помещении стоял только один стул, а стены были звукоизолированы для спокойствия. Всё, включая пол и потолок, было оббито мягкими коврами. Даже двери. Марыся аж задохнулась от удивления. Она находилась в самом тихом месте в Межуровне.

Мужчина среднего возраста посмотрел на Марысю.

— Первый раз, — сказал он.

Показал ей на стул, хотя это было не обязательно, она и так знала, что должна делать. Она села, он приблизил руки к ее голове. Тогда она впервые увидела цифры. Нет, правильнее было бы сказать, она их почувствовала. Закрыла глаза. Ряды чисел текли от рук кодировщика к ее голове. Она не знала, зачем он держал так ладони, ведь это не имело никакого значения.

Что-то внутри нее бунтовало против цифр, хотя она понимала их, знала, для чего они нужны. Они должны были убедить ее брать трофеи и нести в нужное место. Ничего подобного! У нее есть свои цифры, и она не хочет чужих! Она собрала их все и выбросила в никуда. Тогда пришел шок. Не материальный, хотя она так его ощущала. Сорвалась со стула. Ошеломленный кодировщик встал с пола. Минуту он приходил в себя. Посмотрел на Марысю с удивлением и с испугом.

Она сорвалась с места, открыла двери с противоположной стороны помещения и выбежала.

Тот, кто положит этому конец, уже прибыл сюда, причем не сегодня. Он был здесь слишком долго, его личность все еще оставалась тайной. Порой его след казался четким, а порой исчезал надолго. Не идентифицированная угроза, бомба, которая может взорваться в любое время. Он скрывался в тумане. Он мог быть совсем рядом, невидимый. Несколько раз его почти удалось схватить. Почти.

Все имеет свое начало и конец. Но это не значит, что не нужно пытаться оттягивать конец как можно дольше.

Вольф погасил сигару.

* * *

Стробоскопы в плавных и точных движениях машины наносили дрожащие полупрофили Николая Коперника. Машина производила деньги, бумажные банкноты. Листы бумаги проезжали через очередные оборачивающиеся, двигающиеся модули. После прохождения каждого астроном все больше напоминал себя. Бумага собиралась в стопку, на которую ритмично опускался штемпель. Даже земля дрожала.

Харпад ждал, пока стопка будет соответственно толстой, и нажимал кнопку, останавливающую штемпель. Бумс! Ровные светлые кирпичики падали в большую узкую емкость с мутной водой. Там распадались на отдельные банкноты и с быстрым течением плыли к ситу. Дальше за круглым стеклом тысячи мятых бумажек кружили в урагане горячего воздуха.

Гудящая конвейерная линия заканчивалась большим контейнером из толстой стали. Туда людям нельзя было входить. Внутрь вела труба, в которую с шумом залетали деньги. Не было других отверстий, то есть дальнейший процесс проходил на уровень выше.

Двадцать человек, и еще двадцать, стоящие за спинами первых двадцати. Те сзади просто стояли. Следили? Зачем, если тут только машины? Машины из стали и органические машины, управляемые наноБ в крови.

Следящие тоже были машинами.

Харпад выключался, сознание быстро уходило. Он не был властен над собственным телом, но в голове все еще кружились мысли. Реконфигурация. Это слово лучше всего описывало процесс, который наступал в его теле уже… Как давно? Уже неделю — точно. Может, две. Он потерял счет времени. Постепенно исчезали известные функции наноID, а на их месте появлялись новые, еще неизвестные, неназванные.

Реконфигурация заглушала наноID, позволяла отключить его и заменить чем-то другим. А может, просто перепрограммировать? Или в еде было другое, новое наноБ? Сова мучился столько лет, чтобы убрать из своей крови наноID, а достаточно было просто попасть сюда, чтобы дело решилось быстро и эффективно.

* * *

Он с удовольствием проглотил первую ложку. Когда-нибудь он привыкнет к металлическому вкусу и даже перестанет замечать его.

Нет, он не хочет привыкать. Он ни к чему не хочет привыкать. Не может себе этого позволить! Когда реконфигурация дойдет до конца, он потеряет соединение с g.A.I.a., а вместе с этим и все свои способности. Станет обычным элиминированным, который останется здесь навсегда. Что-то нужно было придумать. Насыщение может длиться две недели, может и дольше. Есть еще время.

Он ел в одиночестве, окруженный людьми. Тут не было друзей, не было знакомых. У него их вообще не было, разве что знакомыми можно было назвать Вольфа и его одинаковых лысых солдат. Он попал в Межуровень недавно, а людей вокруг было слишком много. В конце концов, ему это было не нужно. Цель только одна. Нужно было сделать карту и систематически искать…

— Устал?

Еремия. Да, вот его знакомый. Точно не друг.

— Я печатал деньги, — задумался он. — Или это было вчера?

— Это без разницы. Доешь и пойдем. Есть работа.

Взгляд Харпада направился куда-то над головой Еремии.

— О нет, приятель. — Старик покачал пальцем. — Мне не нужны поправки. А вот другие заждались.

Харпад случайно скинул миску с недоеденной кашей. Хлюпнуло на штанину. К еде уже подбирался крысопес. Харпад отскочил. У него были трудности с привыканием к чему-то, что двигалось и не было человеком. Или машиной. Сама концепция существования животных казалась ему странной.

Еремия шел медленно, шаркая ногами. Харпаду стало его жаль. Интересно, если бы не этот старик, он вообще ходил бы кодировать? Что делал бы Вольф, если бы кодировщик не появился? Работники ждут, кодировщик не приходит. Что тогда?

Они уже шли по ступенькам, разговоры не имели смысла. Пока есть Еремия, кодировщик придет.

Маленькая комнатка с звуконепроницаемыми стенами, стул кодировщика, снаружи столпотворение ожидающих. Это напоминало очередь к знахарю. Он видел когда-то нечто подобное в архивных фильмах до Перемен. Но тут никто не болел. Люди были бинарными машинами. Или жили, или умирали. Не было болезней, потому что наноБ могло все вылечить. Здоровые зубы, здоровая кожа, здоровое сердце, здоровое все. А если наноБ не могло вылечить человека, оно его отключало. Быстро и безболезненно. Единственные болезни, которые появлялись в Межуровне, это болезни разума.

Еремия исчез, как всегда. Неважно, Харпад и так знал, что ему делать. Или не знал, но и так это делал. Ему не надо было никого касаться и закрывать глаза. Не нужно было даже сюда приходить. Он был здесь, чтобы придать ритуалу серьезность. Люди подходили, садились перед ним, он клал руки им на голову, закрывал глаза и присматривался к зеленым цифрам, которые кружили над их головами. Когда он закрывал глаза, люди исчезали. Цифры — нет. Может, закрытие глаз помогало? Он не знал, что делал. Однако его работа была эффективной. Он всматривался в эти цифры, переставлял и прекрасно знал, когда не нужно больше переставлять, потому что работа окончена. Так, как и сказал Вольф: «Тебе не нужно понимать, только делать». Он сказал это неделю или две назад.

Харпад был одним из более десятка кодировщиков. Все работали на Вольфа и были опорой его власти. Цель кодировки была проста. В конце работы на фабрике каждый закодированный человек должен был принести трофей — последнюю вещь, над которой работал. Делал это как будто во сне, неосознанно. Банку напитка, пачку кофе, ботинки. Что бы это ни было, оно попадало к Вольфу. Мелкое изменение в коде, которого не понимал ни один кодировщик. Но это работало, хотя со временем эффект ослабевал, и кодировку нужно было повторять.