– А мой младший брат? Они его убили, они жгли ему лицо, сломали руки и… – Мимми зарыдала.

– Мимми, ты сама это видела? Собственными глазами?

Девочка, не отвечая, плакала.

– Ты не видела, кто убил твоего брата, верно?

Мимми начала успокаиваться, прерывисто дыша и икая.

– Он все рассказал, – всхлипнула она. – В подробностях. И очень сожалел, что поздно добрался сюда, не успел спасти Акселя.

– Ни в какой службе безопасности этот человек не работает. Это он убил твоего брата, а Валерию и Пеллерину где-то зарыл заживо… он всегда так делает.

Мимми приподнялась, и ее вырвало в ведро; она отдышалась, и ее снова вырвало. Девочка тяжело осела на пол, привалившись к стене, и вытерла рот рукавом.

– Веди меня к ним, – сказала Сага.

* * *

Йона так и стоял в столовой, глядя на игровой домик. Свет фонарика струился из открытой двери домика и трех его окон, образуя на снегу светящийся крест.

Следы теперь совсем замело.

В окне отражался большой стол; рядом с ним лежал на полу мужчина со скованными над головой руками. Йона объяснил, что скоро здесь будут собаки-ищейки, но мужчина продолжал молчать, хотя Йона полагал, что он начинает сознавать свою ошибку.

Свет в домике мигнул, и из двери выползла Сага с фонариком. Она обернулась и помогла выйти Мимми.

Обе по глубокому снегу побрели к дому.

Несмотря на слабый свет и облачка пара от дыхания, Йона заметил перемену в их серьезных лицах.

Он встретил Сагу и Мимми в прихожей и следом за ними стал спускаться в маленькую гостиную, где стояла мягкая мебель, обтянутая коричневой кожей, и бильярдный стол.

Под низким потолком еле уловимо пахло подполом.

Девочка попыталась сдвинуть бильярдный стол; Йона пришел на помощь.

Металлические колесики на ножках тяжелого стола оставили глубокие следы в персидском ковре.

Какая здесь тишина.

Вместе они откатили тяжелый стол, который с громким стуком ударился о стену. Покосилась картина в раме, и шарик ударился о край стола.

Йона и Мимми отогнули большой ковер.

В деревянном полу открылся небрежно выпиленный двухметровый квадрат. Йона ножом поддел край, ухватил его пальцами и поднял люк.

Под люком оказался настил с изоляцией и балками.

Йона оцарапал руку, но выдрал кусок настила.

Девочка присела у бильярдного стола, зажав уши руками.

Йона склонился над отверстием, из которого поднимался ледяной воздух, и прошептал:

– Господи.

– Давай же, давай. – Сага чуть не плакала.

На земле под домом стояли два некрашеных гроба с затянутыми на крышках ремнями. Землю рядом с ними усыпали щепки и опилки. В тишине слышалось только торопливое дыхание Саги.

Йона ждал новостей в приемном покое Каролинской больницы в Худдинге, беспокойно меряя шагами коридор.

Он и сам не знал, в который уже раз проходит мимо стульев с вытертыми сиденьями у кабинета неотложной помощи и стола с разложенными на нем брошюрами для пациентов.

Волосы у него были всклокочены, усталое лицо тревожно, напряженные серые глаза отливали серебром, рубашка и брюки помялись. Самую страшную кровь и пыль с лица и рук он смыл.

В голове беспорядочно крутились образы, иногда в мозгу вдруг вспыхивал какой-нибудь фрагмент, освещенный прыгающим светом карманного фонарика.

Все было так страшно.

Чудовищная смерть Натана, два гроба под домом, тяжелый запах от тел, ужас в глазах санитаров и врачей “скорой помощи” и крик Мимми, когда та вырывалась из рук женщины в полицейской форме.

В сороковой уже, наверное, раз Йона остановился в черной двери с окошком в конце больничного коридора, посмотрел в спины обоим полицейским в форме, которые несли вахту у входа в отделение, развернулся и пошел назад.

Больницу охраняли со всей серьезностью: в отделении дежурили шестнадцать полицейских, но Йона знал, что это еще не конец.

Надо поймать Вальтера.

Дверь в другом конце коридора автоматически открылась, и туда вкатили каталку с пожилой женщиной.

Йона вспомнил, в какой панике была Сага.

Она держала фонарик обеими руками, но не могла устоять на месте. На стенах, агрессивно налетая друг на друга, плясали тени.

Ужас Саги походил на ужас пойманного животного, ей некуда было метнуться.

Йона пошел дальше. Четыре деревянные рейки протянулись вдоль стен, чтобы койки-каталки не повреждали краску. Блики от потолочных ламп казались на сером пластиковом полу туманными облаками.

Пережитое никак не шло у Йоны из головы.

Как гремели цепи лебедки, как он рванул ремни и расцарапал спину на усыпанном опилками полу.

Слепящий свет фонариков пробивался сквозь пыль, которую подняли с сухой земли его ботинки.

Вцепившись обеими руками в крышку первого гроба, он сдвинул ее.

Валерия лежала в сером одеяле, словно мертвец в саване, потревоженный землетрясением.

Истощенное грязное лицо было неподвижно, губы потрескались, глаза закрыты.

Лишь когда свет ударил Валерии прямо в лицо, она стала хватать рукой воздух, ища крышку.

– Перестаньте, – заплакала она и сделала попытку выбраться из гроба.

– Валерия, это я, Йона. Мы нашли тебя, мы уже здесь.

Валерия тряслась всем телом, она не узнавала Йону, пыталась освободиться, попала ему по губам.

Йона поддерживал ее под руку; одеяло свалилось, когда Валерия перелезала через край гроба. Моргая на свет, ослепленная и растерянная, Валерия упала и поползла ко второму гробу.

– Пеллерина, – жалобно звала она, пытаясь сдвинуть крышку.

Валерия ослабла, распухшие руки не слушались ее, ногти были сломаны, пальцы кровоточили.

– Открой гроб! – закричала Сага. – Открой же гроб!

И вот теперь Йона стоял в коридоре, опершись о стену обеими руками. Мимо торопливо прошли две сестры в голубых робах.

Йона смотрел на обрывки скотча, показывавшего, где должны оставаться каталки и койки на колесах, но видел только темную бильярдную: желтые куртки с широкими лентами отражателей, мокрые ботинки, он оттаскивает Валерию от второго гроба и несет ее к медсестре-анестезиологу, спустившейся в подвальную комнату.

Кто-то из бригады “скорой” заплакал.

Носилки ударились о стену, на пол посыпались чешуйки краски.

Сага уронила фонарик; он ударился о пиленый край, упал на сухую землю возле гроба Валерии и укатился в темноту.