день, когда Вестенхольц лишил ее рассудка. На Вонвальта это подействовало самым дурным образом. С тех пор он так и не стал прежним.

Брессинджер тоже выжил – хотя и с трудом – благодаря тщательному уходу мистера Макуиринка и помощи лучшего хирурга-цирюльника Долины. Впоследствии он в шутку говорил, что стал «бесконечным». Это немного повлияло на его характер, и Брессинджер стал еще более угрюмым и вспыльчивым. К счастью, для того чтобы продолжать фехтовать в своем вычурном грозодском стиле, ему требовалась лишь правая рука. Хирурги-цирюльники сказали нам, что продолжительность его выздоровления будет зависеть от того, как быстро восстановится потерянная им кровь. В конце концов ему понадобилось несколько недель. Большую часть этого времени он проводил неблагоразумно – то есть напивался вдрызг.

Погибших городских стражников – а в битве полегло две трети городского гарнизона, после чего многие скончались от ран и заразы – похоронили в братской могиле. Лорд Саутер и сэр Радомир провели по ним заупокойную службу, на которой присутствовали горожане, обуреваемые самыми тяжкими чувствами, гневом и горем. Я помню, как стояла там, на холодном ветру, пыталась и не могла осознать, что произошло и как быстро все пришло к такому концу. Обычно в такие минуты я полагалась на стойкость Вонвальта, но он был сломлен и мыслями находился где-то далеко. Я больше не могла опереться на него, и это напугало меня до глубины души, а попытки смириться со «смертью» Августы и разграблением Долины казались бессмысленными и вызывали лишь отчаяние.

Конечно же, нападение Вестенхольца на Долину Гейл повлияло отнюдь не только на горстку членов кочевой свиты Вонвальта и на шестьдесят городских стражников. Теперь, когда маркграф раскрыл свои карты, по всей Империи запустились механизмы, шестерням которых было суждено вращаться множество лет и изменить мир, который мы знали. Вести о нападении на Долину быстро разнеслись по Хаунерсхайму и соседним провинциям, а сплетники и торговцы привезли обратно другие новости, дразняще туманные и преисполненные страха. Они рассказывали, том, что в Сове происходит нечто масштабное. Говорили о борьбе за власть в Сенате, о трудностях с Конфедерацией Ковы на востоке и с язычниками на Пограничье; о том, что могущественные имперские лорды начали занимать стороны, а в зарождающейся Империи Волка уже появились первые трещины.

Но обо всем этом я поведаю в свое время.

* * *

Мы покинули камеру Вестенхольца и снова вышли на улицу. Как и ожидалось, Вонвальт повернулся, чтобы направиться к зданию суда, но на этот раз нас перехватили.

– Милорд Правосудие.

Мы оба подняли глаза и увидели сенатора Тимотеуса Янсена, стоявшего посреди улицы. Как и Вонвальт, в своих дорогих имперских одеяниях он выглядел внушительно – хотя добиться такого впечатления было не так уж трудно, поскольку большинство зданий, служивших ему фоном, представляли собой обугленные развалины. Я не видела сенатора с самого сражения, и он, похоже, остался невредим. Я порадовалась этому; несмотря на присущую ему ироничность, которая меня немного раздражала, Янсен казался мне порядочным и отважным человеком. Было легко зауважать политика, который добровольно шел в гущу битвы.

– Сенатор, – ответил Вонвальт. Несмотря на свое мрачное настроение, он сумел заставить себя проявить вежливость.

Подойдя к нам, Янсен указал на тюрьму.

– Он что-нибудь сказал?

– Пока что нет.

Янсен кивнул. Он протянул руку и положил ее Вонвальту на плечо. Я увидела в глазах сенатора сострадание.

– В ближайшее время состоится встреча… еще одна. Буду я, лорд Хангмар и мэр. Я знаю, что вы заняты расследованием этих… оккультных дел, но не желаете ли присоединиться к нам? Мы не отнимем у вас слишком много времени.

Вонвальт кивнул. Я заметила: ему не понравилось, что сенатор притронулся к нему.

– Хорошо.

– В полдень, в резиденции мэра. Как я понимаю, вы остановились у него – хотя в это с трудом верится, учитывая, сколько времени вы проводите в хранилищах суда.

– Кто-то должен выяснить, как именно Клавер заполучил свою силу, – ответил Вонвальт. – Я лучше других подхожу для этого дела.

Янсен немного укоризненно посмотрел на него.

– Бросьте, Правосудие. Здесь замешано гораздо больше, чем колдовские игры одного неманского священника. Неужели вы думаете, что мы все сидим сложа руки?

– Нет, я этого не говорил, – сказал Вонвальт. Он встал чуть прямее, поскольку перед этим несколько ссутулился – и не только потому, что пребывал в дурном настроении. Было легко забыть, что ему здорово досталось во время кавалерийской атаки сенатора. Он вздохнул. – Простите меня. Я сейчас сам не свой.

Янсен отмахнулся от него.

– Было бы что прощать. Я и вовсе не стал бы вас беспокоить, не будь дело столь важным.

– Так вы уже идете туда? – спросил Вонвальт. – Кажется, до полудня осталось всего ничего.

– Верно. Пройдемся вместе?

Мы пошли по улицам в сторону дома мэра.

– Я слышал, ваш секретарь расправилась с одним из вестенхольцевских негодяев, – сказал Янсен, чтобы поддержать разговор. – Как там дело было, мисс? Мечом перерезали ему горло?

Я испытала смешанные чувства. На берегу Гейл я убила человека – пусть мои действия и были оправданны, это претило мне и ужасало. Я все еще как наяву видела потрясенное, отчаянное выражение его лица, чувствовала, как сталь скрежещет о кость и как клинок вибрирует в моей руке, словно вилочный камертон. Однако в то же время я ощущала себя более отважной и стойкой, ближе по складу ума к девчонке из Мулдау, нежели к молодой особе, которой я стала на службе у Вонвальта. Теперь я знала, что физически способна убить, чтобы защититься. После моих колебаний в недрах монастыря, когда мне пришлось держать Вогта на острие пики стражника, это знание стало для меня необычным утешением.

– Да, – наконец сказала я, не придумав ответа получше. Радоваться похвале сенатора казалось неуместным, а не ответить на комплимент было невежливо.

– Вы, должно быть, гордитесь своей ученицей, – сказал Янсен Вонвальту. – Полагаю, не у всякого хватит смелости для опасной стороны вашей профессии.

– Верно, – сказал Вонвальт.

Я посмотрела на него, но сэр Конрад не встретился со мной взглядом. Не знаю, какой реакции я от него ждала. Фехтование составляло часть нашей учебной программы, и он с Брессинджером изредка устраивали мне тренировочные бои – хотя это скорее делалось для того, чтобы они могли поддерживать форму, а не для того, чтобы научить меня. Тем не менее я думала, что Вонвальт порадуется моему успеху, ведь тот отчасти был его заслугой. Он мог гордиться мной хотя бы за то, что я смогла защитить себя. Нема тому свидетель, Вонвальт испытал огромное облегчение, когда увидел, что