Теперь я редко что-либо воспринимаю так остро, и сны я вижу тоже очень редко. Наверное, я просто стал старше. А может, у каждого человека свой предел по-настоящему сильных чувств и я свой предел исчерпал еще в детстве? И теперь мне осталось только прислушиваться к тому безжалостному внутреннему счетчику, который говорит: «Тебе осталось тридцать два года. Или даже меньше, если заболеешь раком». Гарри Кларка убил именно рак. Рак и еще то, что случилось с Пуделем.

Какое-то время я просто плыл по течению. Однако, один раз уже оказавшись в центре всеобщего внимания, я начал сознавать, что мне этого внимания не хватает. Я дал пару интервью, затем продал мою историю «Дейли Мейл» и стал озираться в поисках еще чего-нибудь подобного. Теперь мне для поднятия настроения было уже мало такого испытанного старого средства, как убийство собаки или кролика. А воспоминания о том жгучем наслаждении, которое я когда-то испытал, столкнув Пуделя в Шурф, почти померкли, остались в далеком прошлом. Успели померкнуть воспоминания и о куда более ярком восторге, вспыхнувшем, когда я столкнул Голди.

«Выжившие» восстановили мое душевное равновесие, спасли мой разум. С помощью мисс Макрей число волонтеров, обслуживавших «линию доверия», все росло. Похоже, всем выжившим хотелось поговорить, высказаться; таких людей вокруг оказалось великое множество. Мисс Макрей все продолжала меня лечить, и время от времени я даже выступал на собрании ее группы. Голди тоже иногда ходил туда со мной. Он пребывал в тесном контакте с мисс Макрей в течение всего судебного процесса, да и после него постоянно с ней общался; собственно, она-то его во все это и втянула; сперва она вроде бы и его тоже лечила, а потом стала использовать как вполне самостоятельного и полноценного консультанта.

К этому времени Джонни уже начал преподавать в качестве практиканта. Благодаря постоянной связи с нашей церковью он пребывал в контакте со многими выдающимися проповедниками чуть ли не из всех стран мира. И все в жизни у него получалось отлично; во всяком случае, гораздо лучше, чем у меня. Людям он нравился, они ему доверяли, так что его влияние все укреплялось. Некая маленькая группа, раз в неделю собиравшаяся для проведения дискуссий, превратилась в государственный ресурс. Мы получили свободную «линию доверия», которую обслуживали волонтеры; нас официально зарегистрировали как благотворительную организацию. Джонни написал целую серию мотивирующих листовок (ему уже доводилось писать для нашей церкви нечто подобное) и даже опубликовал небольшую книжку, которая называлась «Евангелие выжившего». Все это, разумеется, пошло на пользу его карьере. Собственно, когда он был всего лишь практикантом, было уже ясно, что он нацелен на успех и мчится к нему с большой скоростью. Теперь, став директором, он организует визиты своей команды в разные школы для проведения бесед с преподавателями и учащимися о том, как определить потенциальную угрозу насилия и что именно следует считать насилием; а с недавнего времени он проводит аналогичные консультации еще и в интернете.

В 1991 году Джонни женился – причем не на ком-нибудь, а на мисс Макрей. Я был этим страшно разочарован. Должен признаться, меня это даже немного мучило. Мне казалось, что мисс Макрей и Джонни постоянно обсуждают мои беды у меня за спиной; и она, вполне вероятно, пересказывает ему то, что я когда-то сообщил ей совершенно конфиденциально. Как-то все это не очень этично, я бы сказал, – хотя, конечно, для таких, как они, этика значения не имеет. Я всегда воспринимал их как представителей другой породы, даже когда они пытались изображать из себя моих друзей. Ну а теперь, когда они уже получили от меня все, что хотели, они, разумеется, преспокойно повернулись спиной к той куче хлама, которая называется Дэвид Спайкли, и Харрингтон продолжил свой подъем по карьерной лестнице, буквально спущенной для него с небес.

Тебе показалось, Мышонок, что слова мои звучат слишком горько? Мне этого совсем не хотелось. Объективно говоря, я ведь вполне успешен. Я совершил немало важных шагов. Например, желая избежать ненужного внимания, сменил имя. И многие вещи я делаю не сам, а поручаю другим. В Молбри я вернулся в девяносто девятом, когда моя мать снова вышла замуж. Возможно, именно это мне и требовалось – снова вернуться домой. Однако тот дом, в котором я живу теперь, весьма сильно отличается от нашего старого домика в Деревне, где я вырос. Сейчас я – хозяин отличного особняка на верхнем конце Миллионерской улицы, уважаемый человек, и некоторые меня даже побаиваются. Я вновь обрел здоровый вид. У меня даже волосы на голове опять отросли. Так почему же меня по-прежнему преследует столь сильное чувство внутренней неудовлетворенности? Почему я чувствую, что душа моя трагически мертва?

Вот я и подумал, что, может, мне легче станет, если я после столь долгого перерыва опять начну вести дневник. И, как мне кажется, будет вполне естественно, если я на его страницах стану обращаться к тебе, Мышонок. Нет, мне вовсе не мерещится, что ты по-прежнему где-то рядом; ничего такого со мной больше уже не бывает. Однако все в этом мире возвращается на круги своя. Судьба снова встряхивает кости в стаканчике, и ставки уже сделаны. И на этот раз, похоже, Судьба даст мне возможность свести кое с кем старые счеты…

Дисциплинарные слушания – это всегда очень неприятно. На этот раз в главных ролях выступали Китти Тиг, как глава моего департамента, Вещь № 1 и Вещь № 2, затем доктор Дивайн и, разумеется, наш новый директор во всем своем великолепии и ханжестве.

Не стану утомлять вас подробностями того, о чем на этих слушаниях говорилось. Скажу лишь, что на сей раз основным предметом обсуждения был я, и мне в итоге был вынесен приговор: в течение нескольких недель за мной будет установлена слежка, то есть у меня на уроках кто-то будет постоянно присутствовать, дабы иметь возможность зафиксировать любое дисциплинарное нарушение. Это, как говорит с гнусной усмешкой Харрингтон, делается с единственной целью: меня же и защитить, поскольку жалоба, поданная родителями Шанель Гудмен, настолько серьезна, что на нее непременно нужно должным образом прореагировать (а заодно и постараться отвести от школы любые подобные обвинения). Именно поэтому школьная администрация должна постоянно быть в курсе того, что происходит в классе № 59, какого рода комментарии позволяет себе преподаватель и как обе стороны – учитель и ученики – пытаются разрешить ту или иную проблему, реально существующую или воображаемую.

Короче говоря, при мне теперь постоянно будет некий ОМД, Особый Маленький Друг, который станет таскаться за мной повсюду, куда бы я ни пошел. На самом деле ОМД у меня будет даже два: госпожа Бакфаст и доктор Блейкли. Теперь они по очереди станут следовать за мной – почти как тот Смеющийся Гном, что тенью следовал за рассказчиком в смешной песенке Боуи, которую так любил Гарри. По-моему, Харрингтон снова пытается надавить на меня и все же заставить выпить «чашу с цикутой». Однако ему придется сильно постараться, если он и впрямь соберется отодрать от родной палубы такую старую ракушку, как я. Но и мне, конечно, будет нелегко все время изображать, до чего я счастлив и рад, что мне оказывают подобное внимание.