Ты же знаешь, Мышонок, люди очень подозрительны и всегда готовы сразу поверить в самое худшее. Я ведь признался мисс Макрей только в том, что меня насиловал один из преподавателей «Сент-Освальдз». Это уже она высказала предположение, кто именно это был; это она в итоге вытащила все наружу. И, разумеется, «Сент-Освальдз» всегда играл роль ветряной мельницы, с которой непрерывно сражались мальчишки. Это она попросила меня все рассказать в полиции. И я рассказал все, но настоящего имени так и не назвал. Этого я не мог – и не хотел. Пусть с тем человеком разбирается кто-то другой. Кто-то более харизматичный.

Я никогда по-настоящему не верил, что мы сумеем победить. Возможно, в этом-то и была главная проблема. Но сплетни подобны сорной траве: они столь же быстро разрастаются, и тогда остановить их уже невозможно. И та история, благодаря которой Пудель некогда вышел сухим из воды, вдруг приобрела совсем уж зловещий оттенок. Тогда, в декабре тысяча девятьсот восемьдесят первого года, все это казалось ерундой. Подумаешь, какой-то мальчишка целую неделю дома не показывался, а потом объявился. Примерно в то же время другой мальчишка утонул в глиняном карьере; и его гибель сочли несчастным случаем. Но теперь, когда вскрылись новые случаи коррупции в «Сент-Освальдз», власти Молбри увидели некую возможность связать одно с другим. А уж газета «Молбри Икземинер» и вовсе с радостью ухватилась за возможность подложить очередную свинью этой привилегированной школе, которую всегда терпеть не могла (стараясь «не замечать» того, скольким мальчикам из бедных семей удалось закончить «Сент-Освальдз» только потому, что их обучение полностью оплачивал Совет попечителей). Эта газета всегда славилась своей любовью к всевозможным гнусным публикациям, вот и теперь ее страницы были полны отвратительных слухов и истерических пророчеств. Снова на свет божий извлекли историю исчезновения Чарли Наттера, снабдив ее целой кучей новых «теорий». А уж когда достоянием общественности стала моя исповедь, все сразу принялись весьма ловко связывать одно с другим.

Уж не заманил ли кто Чарли Наттера в некий таинственный дом во время рождественских праздников 1981 года? Уж не совратил ли его Гарри Кларк? А что, если именно Гарри Кларк был тем самым, не названным мной, школьным учителем, который и мне нанес столь тяжкую травму? Может, поэтому я и отказывался назвать его имя?

Все это время мисс Макрей очень меня поддерживала. Она тщательное изучила мое личное дело, хранившееся в школе, разыскала моих старых школьных приятелей и выяснила, что одним из них был Пудель. Кстати, Пудель яростно отвергал любые предположения о том, что его еще в детстве кто-то совратил. Да, он подтвердил, что у них с Гарри были весьма дружеские отношения, но назвать их сексуальными было никак нельзя. Во всяком случае, пока Пудель не стал совершеннолетним. А уж когда ему исполнился двадцать один год, он получил полное право с кем угодно иметь какие угодно отношения на вполне законном основании. Родители Пуделя, естественно, все это отрицали. Пуделю тогда вообще здорово промыли мозги. А уж когда я рассказал о том, что случайно увидел в гостиной Гарри в канун Рождества 1981 года, когда, проезжая мимо на велосипеде, заглянул к нему в окно…

Мистер Кларк – безусловно, преподаватель весьма харизматичный, писала «Молбри Икземинер». К тому же он, как и многие другие сексуальные хищники, всегда был человеком светским и пользовался большой популярностью. Но неужели он был настолько харизматичен, что даже его жертвы отрицают, что он их растлевал или насиловал? Не является ли их нежелание открыто говорить о совершенных им преступлениях некой разновидностью «стокгольмского синдрома»? А что, если за той старой историей скрывается нечто куда более зловещее? А нельзя ли – что, кстати, весьма соблазнительно – связать и смерть Ли Бэгшота с чередой тех преступлений, которые совершил этот человек, подозреваемый в педофилии…

В общем, Мышонок, дело окончательно вышло из-под контроля. И виноват в этом был Пудель, а не я. Но Пудель уперся, и с ним ничего невозможно было поделать. Во-первых, он категорически отрицал какие бы то ни было близкие отношения с Гарри в тот период, пока он, Пудель, еще учился в «Сент-Освальдз». Хоть и признался, что уже тогда испытывал «определенные затруднения», но вину за это полностью возложил на своих родителей. Он, между прочим, и меня обвинил – представляешь, Мышонок! – и стал рассказывать о наших забавах в глиняном карьере, о сожженной машине и даже о тех школьных кроликах. Он заявил, что ужасно меня боялся – что они оба, он и Голди, меня боялись и участвовали в этих забавах, только чтобы меня задобрить.

Впрочем, выглядело это не слишком правдоподобно. Ведь мой вид отнюдь не предполагал, что я могу заставить кого-то меня бояться. А вот Голди со своей внешностью «мальчик-из-Кембриджа» выглядел настоящим лидером. Даже Пудель стал теперь куда привлекательней и здоровей, чем я. Я же многим казался самой настоящей жертвой – я слишком рано располнел, облысел, и вид у меня был настолько жалкий, словно то, что случилось семь лет назад, вызвало у меня рак, который теперь и пожирал меня изнутри. Но Пудель все никак не мог успокоиться. Он был просто помешан на Гарри Кларке и без конца звонил мне домой, пытаясь заставить меня подтвердить его сказочки. Кроме того, он стал писать мне совершенно безумные послания, угрожая вывести меня на чистую воду. А потому я и совершил то единственное, что мне еще оставалось: бросил ту бомбу, которую держал в руках, прежде чем Пудель успел бы ее перехватить и воспользоваться ею против меня. И теперь, даже если б он и вздумал рассказать следователям, как на самом деле умер Ли Бэгшот, это выглядело бы сущей выдумкой, призванной отвести вину от Гарри и переложить ее на меня.

Терапия по восстановлению памяти – это очень полезный инструмент, Мышонок. Мисс Макрей твердо верила в ее целительные силы. Это ведь благодаря ей я «вспомнил», что видел Ли Бэгшота в глиняном карьере в тот самый день, когда он исчез. Я даже оказался способен описать его одежду. И даже припомнил кое-какие разговоры, старательно извлекая из закоулков памяти обрывки всяких воспоминаний и на что-то невнятно намекая. Я колебался, признавался, исповедался, и в итоге этого оказалось более чем достаточно, чтобы полицейские смогли открыть новое дело.

На это, правда, потребовалось некоторое время. Но мне очень помогли и мисс Макрей, и мистер Спейт, и мои родители. Сперва я изображал этакую нерешительность, но затем как бы позволил им меня убедить. Я чувствовал себя воспитанным ребенком на празднике, который из вежливости отказывается съесть последний кусочек торта, предоставляя взрослым возможность ласково меня уговаривать.

Ну, если вы настаиваете…

Разумеется, все это было только наживкой. А я, как тебе известно, в наживках кое-что понимаю. У следствия не было никаких реальных доказательств того, что Гарри вообще когда-либо был знаком с Ли Бэгшотом. Однако дом Гарри находился всего в полумиле от того места, где было найдено тело Ли, и теперь, когда Гарри уже обвинили в целой куче непристойных поступков, это выглядело бы, можно сказать, очень романтично, если бы «мерзкий развратник» оказался еще и убийцей.