Я старался посидеть у стола еще чуточку, и Джулия тоже, но не вышло, потому что мама сказала:

– Домашние задания, Тим. А ты, Джулия, начинай убирать со стола.

До того, как отец купил грузовичок, мы с Джулией ходили в школу пешком. Теперь он возил нас каждое утро в город на машине, однако в погожие дни мы возвращались домой пешком – отец считал, что нам необходима физическая нагрузка. До того, как он купил грузовичок, единственным нашим средством передвижения был старый «Форд» модели «Т»; он постоянно ломался, и отец опасался возить на нем детей.

На следующее утро был черед Джулии сидеть в машине у окна, поэтому именно она заметила Роуна. Приблизительно на полпути между фермой и городом она вдруг воскликнула:

– Папа! Смотри, там под деревом человек лежит!

Отец сбросил скорость и посмотрел в окно.

– Не слишком далеко он ушел, а?

Он поехал дальше. Потом все-таки затормозил и съехал на обочину.

– Вот черт… Нельзя же просто оставить его там лежать.

Потом он сдал немного назад, мы выбрались из грузовичка и подошли к дереву. Трава была мокрой от росы. Роун лежал на боку, натянув на уши шапку и подняв воротник пиджака. Он дрожал во сне, так как земля была холодной.

Отец тронул его носком ботинка, и Роун проснулся и сел, все еще ежась. К тому времени ему следовало бы уже пробраться в товарняк и быть на полпути неведомо куда.

– Планируете остаться в наших краях?

Роун кивнул.

– На какое-то время.

– Хотите работать?

– Хотел бы… если бы работа нашлась.

– Ну, работа тут есть, – сказал отец. – На три или четыре недели. В это время года соковый завод многих нанимает. Там платят тридцать центов в час, и смены длинные. Завод на другой стороне города. Почему бы не попробовать сходить и спросить насчет работы?

– Схожу, – откликнулся Роун.

С минуту отец молчал. По выражению его лица я видел, что он пытается принять какое-то решение.

– Знаю, вам негде жить, поэтому, если хотите, до первой получки можете спать у нас в сарае.

– Э-э… вы очень добры.

– Возвращайтесь на ферму и скажите Эмме, что я прошу ее приготовить вам завтрак. Я отвезу детишек в школу, а после подброшу вас на завод.

Мой отец был мягкосердечным. Другие просто проехали бы мимо, не обращая внимания на Роуна. Наверное, из-за его добросердечия мы всегда были так бедны.

Вот так и вышло, что той осенью Роун поселился у нас.

Работу Роун получил без труда. В сезон отжима завод нанимал любого, кто подворачивался. В те первые выходные дни он ел с нами и спал в сарае, а утром в понедельник они с отцом сели в грузовик и поехали на работу. Мама собрала каждому с собой ланч и разыскала где-то запасной термос, чтобы Роун мог брать с собой кофе. В воскресенье она испекла праздничный пирог, а в понедельник дала каждому с собой по большому куску.

Домой они вернулись в тот вечер после девяти. Лица и руки до плеч были красные от виноградного сока, рубашки в пятнах. В сезон отжима отец всегда возвращался в таком виде. Его обычно ставили «делать сыр», и он сказал, что в этом году старший смены назначил Роуна ему в помощники. За такую работу платили не обычные тридцать центов в час, а все тридцать пять, такая она была тяжелая.

Я много знал про эту работу, потому что в прошлые годы носил отцу ланч по субботам, а иногда и по воскресеньям, и болтался на заводе, рассматривая, что там и как. В сезон сбора урожая виноград из ящиков вываливали на ленту конвейера и поливали водой, после чего он уезжал по ленте в чаны. Там ягоды кипятили, пока они не превращались в густую смесь сока, кожицы, мякоти и плодоножек, ее и называли «сыром». По толстым резиновым шлангам «сыр» спускали на нижний этаж, где мой отец и прочие «сыроделы» открывали и закрывали заглушку каждый своего шланга. Смесь плюхалась из шланга на специальные куски материи, которые помощник расстилал на поддонах. Когда вырастала достаточно большая гора «сыра», углы материи связывали, и весь узел тащили под пресс, где понемногу отжимался сок. Неудивительно, что на заводе платили целых тридцать пять центов в час!

Роун с отцом поужинали на кухне. Мы с Джулией стояли в дверном проеме и смотрели, как они едят. Они вымыли руки и умылись, но ладони и пальцы у них так и остались красными. На ужин мама потушила мелко порубленную говядину с уймой подливки и сварила много картошки. И еще один пирог испекла.

Закончив есть, Роун пожелал всем доброй ночи и ушел в сарай. Отец соорудил там ему кровать на чердаке – если можно назвать кроватью одеяла, брошенные на сено. Еще он одолжил Роуну бритву, и, поскольку они с Роуном были примерно одного роста и телосложения, свои старые рабочие штаны и рубашку.

На следующий день мама пошла на сбор винограда, поэтому после школы у нас с Джулией было много работы по дому. Джулии это не нравилось, потому что она не могла больше бить баклуши у Эми. Ей полагалось кормить кур, а мне – доить корову. Я думал, что следовало бы наоборот, потому что, на мой взгляд, доить корову – девчачья работа. Но правила установила мама.

Первую получку отец с Роуном получили только через две недели. Когда они вернулись с работы вечером той пятницы, Роун положил на кухонный стол две десятидолларовые бумажки.

– Это за две недели, что я тут, – сказал он маме.

– Не собираетесь же вы платить мне десять долларов в неделю за стол? – откликнулась мать. – Пять долларов и то было бы много. – Она взяла одну бумажку. За время сбора винограда кожа у нее стала темно-золотистой. – Вот так. Теперь вы заплатили за две недели вперед, если захотите остаться.

– Но даже десяти долларов в неделю недостаточно! – возразил Роун. – Я дал бы вам больше, но мне нужно купить одежду.

– Мне и во сне бы не приснилось брать с вас десять долларов.

Роун пытался спорить, но мама осталась непреклонна. Она посмотрела на отца и сказала:

– Нед, раз у нас есть свободная комната, то почему, скажи на милость, мы заставляем Роуна спать в сарае?

– Понятия не имею.

Она повернулась к Роуну.

– Комната очень маленькая, и матрас на кровати довольно жесткий, но это лучше, чем спать в сарае. После ужина Тим вам ее покажет.

Роун просто стоял и смотрел на нее во все глаза. Он сел не раньше, чем она поставила на стол запеканку, которую разогревала на плите.

Когда он доел, я отвел его наверх. Как и сказала мама, комната взаправду была очень маленькая, и из мебели там стояли только комод и кровать. Роун осторожно коснулся кровати. Потом сел на нее.

– Довольно жесткая, да? – спросил я.

– Нет, – возразил он, – мягкая, как гагачий пух.

Две недели спустя, получив плату за сбор винограда, мама в воскресенье утром повезла нас с Джулией в город и купила новую одежду для школы. А еще она купила нам пальто и калоши. Отец был занят осенней пахотой, поэтому за руль грузовика сел Роун. Сезон отжима закончился, но ни его, ни моего отца пока не уволили, и они работали пять дней в неделю: убирали на хранение ящики, которые завод одалживал фермерам и которые сейчас вернули.