Однако обошлось.

— Проходите, добро пожаловать в Москву, — произносилось это исключительно по-русски. Мол, раз приехал, должен понимать язык хозяев. А им блистать лингвистическими познаниями недосуг.

На следующем посту так же быстро сканировали багаж.

— Оружие есть?

Этого вопроса я ждал с некоторым беспокойством, хотя Кейси уже просветил меня насчет международных правил. Но кто его знает, правила правилами, а в России во все времена почти все было наособицу.

— Есть, но скорее коллекционное… — Я старательно выговорил это по-русски, и мы с Сашкой предъявили уложенные в полированные, обитые внутри синим сукном ящички «беретты» со всеми принадлежностями. Коробочки с сотней патронов на ствол — отдельно.

Таможенник взглянул на пистолеты с умеренным интересом. Ввел номера и название моделей в компьютер.

— Ценные вещички. Прошу иметь в виду. Продавать в России запрещено. При выезде предъявите. Если нет — будут серьезные неприятности.

— Серьезные — это как? — полюбопытствовал Сашка.

— До пяти лет тюрьмы или штраф до тысячи червонцев. Смотря по обстоятельствам. При утере или краже немедленно заявить в полицию. Разрешение на ношение в неупакованном виде — тоже в полиции. Применение — только для самообороны в надлежащих случаях. Все ясно? Не смею задерживать.

— Во, блин, цивилизация, — радостно сказал Сашка, когда мы вышли на площадь. — Шагнула! В наши-то времена… А здесь пожалуйста! Применение — в надлежащих случаях!

— Так и в царские времена так же было. Покупай, носи, стреляй. Лишь бы по делу…

— Вот я и говорю…

…Мощный автомобиль марки «Зубр», нечто среднее между «Чайкой» и микроавтобусом, такси без шашечек, но с яркой зеленой полосой вдоль кузова и геральдическим щитом на дверцах: «Московский союз извозопромышленников. Биржа № 5», мчал нас по шестиполосному Каширскому шоссе. По сторонам мелькали все те же знакомые подмосковные перелески, мокрые деревья размахивали голыми черными ветками, на севере клубились мрачные тучи, сулящие то ли дождь, то ли уже и снег.

В просторном салоне, отделенном от водительского отсека перегородкой армированного стекла, Ирина отвлекала Кейси подходящей к случаю болтовней, Аня с волнением всматривалась в окрестный пейзаж, а мы с Сашкой негромко переговаривались по-русски. Его австралиец не знал, а мы как бы тренировались, восстанавливая речевые навыки.

— Переучиваться надо, — сказал Сашка, наблюдая через стекло за манипуляциями водителя. Вместо рулевого колеса здесь использовали два небольших рычага, вроде компьютерных джойстиков. Орудовал он ими мелкими, почти неуловимыми движениями, и трудно было с ходу понять, как они соотносятся с поведением машины.

Педаль имелась всего одна и была скорее всего тормозом. Все приборы заменял зеленоватый экран, правую часть которого занимала план-карта города, а на левой то и дело высвечивались всевозможные цифры и символы.

— Да ничего особенного. За день разберемся, только моторику движений серьезно корректировать придется. Я еще дома в «Технике» читал, что на «Мерседесе» уже подумывали насчет бортовых компьютеров и управления фрикционами. Но должны быть машины и более традиционные. Вон у Кейси в Австралии самый обычный руль. Давай лучше думать, где поселяться будем. В «Национале», если он здесь существует?

— По идее должен бы. Здание построено в 1900-м, на века. Приедем, разберемся… — Сашка беспечно махнул рукой. — С нашими деньгами не проблема. Меня другое волнует. Квартира в Столешникове здесь сохранилась?

Вопрос был более чем интересный и мне уже приходил в голову. С одной стороны, куда бы ей деваться? Тот дом тоже построен до развилки во времени, в нашем двадцатом году база функционировала «в безлюдном режиме», отчего бы не действовать ей и здесь?

Но с другой… Опять неразрешимый парадокс. Если до 1905–1914 годов наш и этот миры были одним целым, каким образом аггры и форзейли допустили, чтобы история вдруг свернула «не туда»? Как вообще могла сложиться подобная коллизия? Загадка таится непосредственно в точке бифуркации. Вернее, чуть-чуть перед ней.

Вот представим — январь 1904 года. Японская война еще не началась, но вот-вот начнется. Люди одни и те же. Сильвия и Антон в том числе. Пусть кому-то из них вздумалось вдруг сыграть по-другому, сделать нечто такое, чтобы стали побеждать русские.

Что именно — я обязательно выясню, по минутам разберу события одного года, двух или скольких потребуется.

Хитрость в другом. Почему одновременно стали существовать два варианта? Элементарная логика подсказывает, что они взаимоисключающие. Ну, подсказал некто царю, Макарову, адмиралу Старку, как себя следует вести, они послушались (а с чего бы это вдруг?), так и пошла бы история по новой колее, а нереализованный, известный нам вариант так и остался бы в области гипотез. Но вышло-то иначе.

Наш мир сохранился и продолжал существовать, пока мы его не покинули, наверное, существует и ныне… Благополучно прожили в нем следующие семьдесят лет и Антон, и Сильвия, вплоть до встречи с нами…

Хотя… Это тоже вопрос, но не будем терять нить рассуждений.

И этот мир тоже существует, вон он, за окном. В нем тоже есть наши друзья-противники. Или же они запустили новую реальность и спрыгнули, как мы с Сашкой со ступенек дрезины в Останкино?

Странно как-то получается.

Если только… Мысль, пришедшая мне в голову, была одновременно и дикой, и гениальной, почти сразу все объясняющей. Правда, еще требуется ее как следует отшлифовать.

…Нынешняя Москва нас буквальным образом восхитила.

Так, наверное, был бы удивлен и восхищен тот же Гиляровский, перенесись он чудом из начала века во времена Олимпиады 80-го года.

Причем эта Москва не подавляла своим имперским величием, а совсем наоборот. Талантливые архитекторы и умные власти превратили ее в совершенно европейский город, вроде Будапешта или Стокгольма, где современность присутствует исключительно в виде чистоты, комфорта и соразмерности сочетания старины и модерна.

Широкие новые проспекты (то есть те, которых не существовало у нас) с идеальным дорожным покрытием, массой деревьев и кустарников, на удивление малым количеством автомобилей и автобусов пересекали город, не вторгаясь в районы исторической застройки.

Центральные же улицы сохраняли знакомый нам облик, все представляющие хоть какую-то художественную или историческую ценность здания были тщательно отреставрированы, даже в осеннем тумане сверкали яркими красками крыш и фасадов, зеркальными стеклами дверей и окон.

Странное чувство охватило меня, когда машина остановилась на площадке перед «Националем». С этим перекрестком у меня было связано многое, по преимуществу — романтического плана. В студенческие времена я любил теплыми летними вечерами сидеть на парапете подземного перехода, курить, наблюдать коловращение жизни, выискивать в бесконечно текущей толпе девичье личико посимпатичнее, на предмет возможного знакомства…