Так что вся модель катастрофы и миссии по спасению, как я решил ее назвать, не была ни творением, ни открытием христиан в полной мере. Она зародилась в иудаизме. Но христиане обратили ее в универсальный способ прочтения ветхозаветного Священного Писания – и убедились в том, что христианство будет развиваться путями совершенно иными, нежели иудаизм. Вскоре христиане сочли, что иудеи абсолютно неверно прочли свое Священное Писание и даже, как утверждал ряд авторов, исказили это Писание, устранив отсылки к Мессии и Иисусу Христу как спасителю человечества. Здесь можно снова вспомнить, как во II столетии Иустин Мученик, учитель христиан, настаивал на том, будто иудеи изменили текст псалма 95, в котором изначально были строки: «Господь царствует от древа» – отсылка к Кресту Господню. Еще он уверял, будто они убрали из Книги пророка Иеремии отсылку к так называемому сошествию во ад – о том, что Христос после смерти, но до воскресения сошел в преисподнюю – проповедать весть о спасении дохристианским праведникам. По мнению Иустина, текст гласил: «Господь Бог Израилев помнил о мертвых своих, усопших в могильной земле, и сошел к ним проповедать им спасение свое» [7]. И то, и другое обвинение ложно, и нет никаких свидетельств того, что какой-либо из этих пассажей когда-либо появлялся в Еврейской Библии. Но они подтверждают одно: христианами владело чувство, что они понимают Ветхий Завет лучше, чем иудеи – и более того, даже могут исправлять его текст.

Итак, Новый Завет – не только лишь дополнение к Ветхому. Ветхозаветные Писания в нем радикально переписаны, и очень во многом. Даже несмотря на то что христианские мыслители последующих эпох приняли Ветхий Завет как наследие и часть своего Священного Писания, они прочли его совершенно иначе, нежели их современники-иудеи. Христиане верили в то, что в Иисусе Христе – и через него – свершилось нечто новое, нечто, чего нельзя полностью понять, если мыслить только словами существующих Писаний; и это означало, что теперь те же самые Писания читались совершенно иначе. Но даже при этом христиане все равно заимствовали модели из современного им иудаизма, пытаясь понять, что именно они узрели в новом откровении. Сам иудаизм вскоре двинулся иной дорогой, и иудеи стали воспринимать Библию главным образом как источник поддержки на пути веры и послушания, непрерывно длившимся от времен Авраама до нынешних дней, без любого намека на разрыв, подобный тому, каким представлялось христианам непослушание в саду Эдемском. Вавилонский плен принес немало горя в иудейской истории, но он не заставил их окончательно усомниться в том, что Бог верен Его народу; и нигде не предполагается – как, напротив, часто предполагалось в христианской мысли, – что некое событие, будь то непослушание в Эдемском саду или любое другое, совершенно лишает людей возможности откликнуться на зов Бога. В иудаизме нет доктрины о первородном грехе, и нет чувства того, будто человечество безвозвратно потеряно без божественной благодати. Это идея в духе апостола Павла, и позже христианские мыслители развили ее, но большинству иудеев она даже никогда не приходила на ум.

Различия в том, как понимают Библию иудеи и христиане, освещены в краткой и важной книге Р. Кэнделла Солена «Бог Израилев и богословие христиан» (R. Kendall Soulen, The God of Israel and Christian Theology) [8]. Солен утверждает – как часто утверждал и я сам, – что у иудеев и у христиан соответственно главный библейский сюжет изложен совершенно по-разному. Уже второе, или, может быть, третье поколение христиан воспринимало Библию сквозь призму четырех важнейших составляющих масштабной истории – и не истории Израиля, а истории всего мира. И вот эти четыре элемента: творение; грехопадение; искупление, совершенное Христом; и окончательный конец всех вещей, описанный в Книге Откровения, которой завершается христианская Библия, состоящая из двух Заветов [9]. Падение человечества, на которое иудеи едва обращали внимание (что неудивительно, ведь в Еврейской Библии оно упоминается только в третьей главе Книги Бытия – и больше ни разу), для христиан стало абсолютно центральным элементом структуры, поскольку именно оно определяет тот вопрос, ответ на который дает искупление, свершенное во Христе. Это вопрос не о том, как следует жить иудеям, а как всему роду человеческому выстраивать отношения с Богом – с учетом того, что род человеческий Богу радикально не нравится.

Солен показывает, как эта схема из четырех элементов предстает в творениях христианских богословов от Иустина и Иринея во II столетии до Карла Барта (1886–1968) и Карла Ранера (1904–1984) в ХХ веке. История Израиля представляет собой не более чем сцену для появления мессианских пророчеств, которым однажды предстояло исполниться в Иисусе. Таким образом, Библия воспринимается главным образом как повествование не об Израиле и его истории, а об искуплении мира от греха. С этой целью два Завета рассказывают о разных этапах в процессе искупления. При таком истолковании Еврейская Библия под словом «нас» подразумевает или весь род человеческий, или тех людей, которые были предвестниками христиан – патриархов и пророков, а не огромную массу иудеев, которым внимание не уделяется вообще. Солен утверждает, что эта идея равносильна суперсессионизму – доктрине о том, что христианство заменило иудаизм. И она проявляется не только в особых моментах, скажем, в размышлениях о том, стал ли завет, заключенный с Авраамом, лучше во Христе – которые, при всей своей важности, все же не столь масштабны – а во всем истолковании истории, о которой повествует Еврейская Библия. Как полагает Солен, взаимопонимание между христианами и иудеями возможно лишь тогда, когда они увидят, сколь непримиримо различны те пути, которыми и те и другие идут, трактуя Библию.

Впрочем, в работе Солена есть еще кое-что: он утверждает, что христианам следует забыть свою традиционную схему «четырех элементов» и вернуться к трактовке Библии на иудейский манер и тогда, говорит он, христиане увидят, что Бог, верша свои деяния в человеческом мире, действует исходя из того, что на земле всегда будут евреи и неевреи, и ни одну из групп в этой паре нельзя причислить к другой. Новый Завет дает надежду на то, что хотя бы некоторые из неевреев, равно как и из евреев, смогут увидеть, что Бог свершил через Иисуса нечто поистине новое, нечто, меняющее историю мира; но это вовсе не значит, будто они, осознав это, должны перестать быть, соответственно, неевреями или евреями. Как утверждает Солен, главная тема Священного Писания – это…