– Стин, – мягко говорит Джейн. – Если бы меня арестовали, ты бы представлял мои интересы? Бродяки когда-нибудь свидетельствовали в суде?

«А почему нет? – раздраженно отвечает он. – Каждый суд привлекает человека – беспристрастного докладчика, имеющего бродяку, для того, чтобы помочь перевести слова свидетелей-бродяк. Это вполне цивилизованно.

– А бродяку могут арестовать за преступление?

«Конечно, – отвечает он. – У нас свободная воля. Ты что, думала, мы домашние питомцы?»

– У вас есть профессии?

«Большинство из нас предпочитают работать неподалеку от своих людей, но вообще мы можем заниматься всем, чем захотим».

Она следит за его ровными, осторожными шагами. Рядом с некоторыми людьми на улицах тоже семенят бродяки, хотя таких меньшинство. А еще она смогла убедиться в том, что зорстедские бродяки все же могут мочиться в канаву. Она вздыхает. Сложно, однако, быть привязанной к собаке-телепату.

– Стин. – И снова этот заискивающий тон. – Ну прости.

Никакой реакции.

Она видела, как некоторые люди гладят своих бродяк. Значит, здесь это тоже в порядке вещей.

– Потерпи. – Джейн останавливается и присаживается на корточки возле него. Стин бросает на нее короткий обиженный взгляд.

Она касается мягкой шелковистой шерсти на его морде.

– Мне очень жаль, – говорит она. – Прости меня. Правда в том, что мне никогда в жизни не было так страшно. И если бы не твоя поддержка, я бы уже все глаза выплакала.

Он перемещает взгляд на свои лапы. Потом заметно смягчается.

«Я помню, как впервые прошел сквозь картину», – говорит он.

– К этому просто нужно привыкнуть, – вздыхает Джейн.

«Я так счастлив, – говорит он. – Я так долго тебя искал! Что бы ни случилось, ты – мой человек!»

– Чтобы ни случилось, – осторожно повторяет она. – А что может случиться?

«Не знаю», – поспешно отвечает он. Слишком поспешно.

Еще несколько минут Джейн сидит на корточках и гладит его мех, обдумывая происходящее. Она отмечает, что у всех людей здесь – у всех до единого – тот же взгляд искоса и тот же заостренный подбородок, что и у нее. По отдельности это не вызвало бы у нее тревоги. Но все вместе они, наводнившие улицы, каждое мгновение напоминают Джейн о том, как далеко, как невозможно далеко она от дома.

Стин ведет ее вниз по наклонным улицам, которые обращаются одна в другую, и она уже не понимает, в каком направлении они движутся. Джейн понимает лишь, что отошла уже достаточно далеко вниз от дворца герцогини. Воздух, который она вдыхает, кажется солоноватым и пощипывает нос.

– Кто тот человек в Зорстеде, который знает о картине в Ту-Ревьенс? – спрашивает она.

Стин разглядывает свои передние лапы. Затем поднимает одну и переводит взгляд на Джейн:

«Сейчас я приведу тебя к нему».

– О! – удивляется Джейн. Было бы здорово поговорить с кем-то, кто понимает.

Бродяка коротко смотрит ей в лицо и возвращается к изучению собственных лап.

«Здешние животные отличаются от животных Другой Земли, – говорит он. – У нас есть морские создания, которые не обитают в ваших морях».

– Человек, знающий о картине, – морской обитатель?

«Нет, – отвечает Стин. – Это самый настоящий человек, он помогает заботиться о наших морских жителях. Наши морские обитатели больны. Я веду тебя к морю. Обычно ее можно найти там».

– Отлично, – говорит Джейн. – Тогда вперед?

Лишь однажды за время пути по дороге, ведущей к морю, ее сознания касается что-то, отдаленно напоминающее след призрачного понимания. Едва заметное настолько, что Джейн едва чувствует его. Будто крошечное пламя пытается разгореться внутри ее. Надежда. Мгновенно испугавшись, она бросает взгляд на Стина, но тот идет не оборачиваясь.

В конце пирса на нижней ступени лестницы, где плещутся волны, сидит женщина в фиолетовом пальто, ее ноги свисают над водой. Джейн идет вдоль пирса, хлюпая промокшими ботинками, и женщина оборачивается на звук. Прежде Джейн никогда не видела этого любопытного лица, этих глаз, губ, носа. Конечно, так и должно было быть.

Женщина приветливо улыбается им.

– Доброе утро! – произносит она по-зорстедски голосом, которого Джейн не узнает. Затем незнакомка сосредоточивается на Стине. – О, привет, мой друг! – сердечно обращается она к нему. – Только не говори, что нашел наконец своего человека. Спой Хо! Для жизни бродяки!

Не в силах поверить собственным ушам, Джейн опускается на колени. Слезы стекают вниз по щекам. Женщина вскакивает и подходит к Джейн, обескураженная ее реакцией.

Ее пальто распахнуто; подкладка, серебристая с золотистым, переливается на свету.

– Что случилось? Могу я вам чем-то помочь?

– Тетя Магнолия, – говорит Джейн и повторяет, не в силах остановиться: – Тетя Магнолия. Тетя Магнолия.

После того как интерлюдия из плача и объятий завершена, Джейн, кажется, способна только на два слова: «как?» и «почему?».

– Я периодически приезжала в Ту-Ревьенс на Праздники, – тихо говорит тетя Магнолия.

Они втроем сидят на краю пирса, Джейн – посередине. Рука тети Магнолии, обнимающая Джейн за плечи, дрожит, в то время как тепло Стина согревает девушку. Джейн настолько ошеломлена, что не в состоянии оценить комичность ситуации.

– Я знала, что настанет день, когда мне придется планировать побег, – говорит тетя Магнолия.

– Побег? – хрипло переспрашивает Джейн. – Зачем тебе понадобилось бежать? И зачем ты приезжала на Праздники? И почему не говорила мне об этом? Мужчина позвонил мне из Антарктиды и сказал, что ты погибла!

Магнолия крепче сжимает плечо Джейн.

– Однажды ночью, – начинает она, – очень-очень поздно – Праздник уже почти закончился, – я поднималась на третий этаж. Какой-то подвыпивший гость толкнул меня, и я обнаружила, что моя рука проходит сквозь картину. Проходит насквозь, даже не задев! Я чуть не заорала. Но понимала, что мне не привиделось, и это меня потрясло. Той ночью я нашла предлог, чтобы отложить отъезд. Я собиралась на Черное море, помнишь?

– Твоя последняя экспедиция перед Антарктидой, – слабо кивает Джейн.

– Да, – продолжает тетя Магнолия. – Я нашла спальню, обитатель которой, как я знала, проводил ночь с Рави Трэшем, и спряталась там. Когда гости разошлись и Дом погрузился в сон, я вернулась, чтобы во всем разобраться. Дотронулась до картины – и мой палец утонул в ней. Потянулась дальше и погрузилась в нее полностью!

«Я видел, как она это делает, – рассказывает Стин, – сверху, с лестничной площадки. А потом последовал за ней и наблюдал, как она изучает этот мир. Я пристально за ней следил; правда, она не знала, что я и есть тот бассет-хаунд из Дома».