Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гм, – задумывается Джейн. – Думаю, если бы картинка на короткое время изменилась, а потом снова вернулась в исходное положение, люди бы просто решили, что им померещилось. Они скорее не поверят собственным глазам, чем что-то заподозрят.
«Да, – соглашается Стин и продолжает: – В Зорстеде примерно то же самое. Правда, здесь картину с меняющимся изображением не восприняли бы как что-то из ряда вон выходящее».
– Понятно, – кивает Джейн.
Лестницу наконец сменяет длинный коридор с множеством дверей. Стин подводит Джейн к одной из них, деревянной, самой большой и крепкой среди прочих.
– Кто написал эту картину? – спрашивает Джейн.
«Художник по имени Морстлоу, – отвечает Стин. – И, если миссис Вандерс не ошибается, это произошло как раз тогда, когда ваш Хорст Мэллоу нарисовал свою картину с вашей стороны»:
Светильник на стене возле двери отбрасывает тусклый желтый свет, который играет в шерсти Стина.
– У этого Морстлоу тоже была репутация эксцентрика? Как у Хорста Мэллоу? Имена уж больно похожи.
«То, как в Зорстеде воспринимают людей… которые мыслят не как все, отличается от восприятия на Другой Земле. Не думаю, что у Морстлоу была какая-то особенная репутация».
– Он и есть тот самый человек, о котором ты мне говорил? – спрашивает Джейн. – Единственный в Зорстеде, кто знает о входе в Ту-Ревьенс?
«Нет, – отвечает Стин. – Морстлоу давным-давно умер. Я понятия не имею о том, что он знал».
– Кто же тогда этот человек? Герцогиня?
«Нет, не герцогиня».
– Тогда кто?
Стин вытягивает шею назад, чтобы заглянуть ей в лицо. Джейн кажется, будто он прикасается к ее мозгу краями слов, а затем забирает их обратно. Необычное ощущение, словно кто-то пощекотал ее перышком внутри головы. Она понимает это как нерешительность. Стин разрывает зрительный контакт и отворачивается.
«Эта дверь ведет наружу, – поясняет он. – Не переживай, ты выглядишь точно так же, как и все остальные. Готова?»
Появляется отчетливое ощущение пробуждения рано утром. Первое, что бросается в глаза: ощущение рассвета в Зорстеде отличается от ощущения рассвета в других местах. Жители общаются между собой не словами, а взглядами. Люди на улицах открывают двери магазинов, ведут строптивых коней или просто выглядывают из окон. Они приветливо смотрят ей в лицо, но ничего не говорят.
Джейн старается особо не пялиться на окружающих. Она держится возле Стина, который с гордо поднятой головой бежит с ней в ногу.
Высокие деревянные здания с крутыми крышами, покрытыми черепицей, улицы из брусчатки. Куда бы Стин не свернул, отовсюду видны несколько каменных башен, окрашенных в розовый цвет на фоне розовато-серого неба, а между домами всегда виднеется море. Постепенно этот розоватый отлив восходящего солнца исчезает, и Джейн различает настоящие цвета башен: белый, серый и коричневый. Башни слегка светятся.
– Деревянные дома тоже реагируют на солнце?
«В какой-то степени, – отвечает Стин. – Но не так сильно, как камень. Камень старше, в нем больше энергии».
– Все каменное создает свет? Ты бы хотел, чтобы так делал каменный стул, или чаша, или могила?..
«В Зорстеде умерших хоронят в море, – говорит бродяка. – Здешний камень обладает интеллектом. Он знает, для чего используется. Например, он не осветит комнату, в которой никого нет. И понимает, когда вещь, сделанная из него, не должна светиться».
– Что ты имеешь в виду? Как он может это понимать?
«Здесь все имеет сознание».
– И камень?
«Все, Дженни, – просто отвечает Стин. – Земля, облака… Все».
– И облака???
«Ну, не совсем сознание, это слишком громкое слово. Скорее, понимание. Вещи все понимают».
Джейн обдумывает это.
– Но если камень все понимает, разумно ли в него врезаться? Например, делать кирпич…
«Мудрый строитель внимателен, – говорит Стин. – И уважителен».
– А если нет?
«Тогда камень несчастен и, соответственно, здание тоже окажется несчастливым, и каждый сумеет это почувствовать».
– И что случится потом?
«Ничего, – отвечает Стин. – На этом все».
– И здание ничего не будет делать? Ну, например, бросать камни на людей или что-то в этом роде?
«Нет! – говорит Стин. – Ничего подобного. Просто ты будешь ощущать себя подавленным всякий раз, когда переступаешь его порог. Если в нем открыть какое-нибудь дело, то, скорее всего, оно не задастся. В итоге владельцы отремонтируют здание так, чтобы камень почувствовал себя лучше».
– Как же они узнают, что для него лучше?
«Некоторые люди чувствительны к подобным вещам, – поясняет Стин. – Но на самом деле такое случается нечасто, Дженни. Поверь, все это не так странно, как может показаться».
– Возможно, ты даже не понимаешь, насколько это странно, – говорит Джейн.
Сейчас на улицах полно народа, многие одеты в яркие наряды: фиолетовые, красные, золотистые. Джейн видит людей разного цвета кожи. Она рассматривает тыльную сторону собственной руки. Девушка уже заметила, что ее кожа почти такого же цвета, как дома.
Стин замечает ее взгляд.
«Зорстед – международный центр, – объясняет он. – У местных жителей корни отовсюду, даже из-за моря.
– Из-за моря, – вздрагивает Джейн. – Зорстед такой большой?
«Зорстед – маленький островок. Одна из множества стран на этой Земле, – говорит Стин, – которая так же огромна, как ваша планета».
Джейн ошеломлена. Неужели Ту-Ревьенс – врата в иной мир? Туда, где камни, деревья и даже облака все понимают?
– Что не так с этим местом, почему вы до сих пор не открыли электричество? – Она настолько шокирована, что начинает ершиться. – Здесь эпоха мрачного Средневековья? Мне придется пи́сать в канаву?
Стин издает короткий болезненный звук, и Джейн становится стыдно.
– Прости, Стин, – говорит она. – Просто все это в голове не укладывается!
Он вытягивается во весь рост, насколько это возможно для бродяки.
«У нас есть водопроводная система, туалеты, другая инфраструктура, – говорит он с достоинством. – А еще замечательная и справедливая герцогиня. Мы достигли таких успехов в науке и медицине, которые привели бы в замешательство шарлатанов Другой Земли. Мы используем технологии, не разрушающие окружающую среду. Если ты пописаешь в канаву, тебя, вероятно, арестуют за непристойное поведение».
– Уверена, именно так и будет, – покаянно говорит Джейн.
Он идет рядом с таким оскорбленным видом, что она мгновенно ощущает льдинку, коснувшуюся ее мозга. Нет, сердца. Она знает, насколько сильно ранила его чувства.