А: Это верно.

Г: Ельцин отпустил вожжи и дал регионам столько свободы, сколько они смогут переварить. Но это тут же вошло в конфликт с национальными и сепаратистскими тенденциями. И Борис считал, что это очень важный элемент продолжения всего процесса. Он думал, что Чечня – проблема номер один, которая потом отрефлексирует на всю Россию.

А: Он, по вашему мнению, был настоящим, глубоким русским патриотом? Он думал о сохранении “великой России”, чтобы Чечня и Кавказ были ее частью?

Г: Нет, он никогда не был великим патриотом-государственником. Он всегда говорил, даже в те годы, что лучшим устройством для России была бы конфедерация, что нужно сделать так, чтобы регионы делегировали власть в центр, а не центр делегировал ее в регионы. И только таким способом Россия сможет сохранить влияние в своей традиционной сфере.

А: При этом ему хотелось видеть “великую Россию”? Есть же разные подходы. Один подход – мы хотим жить в нормальной, спокойной стране и нам не нужна великая империя.

Г: Приоритетным у Бориса, безусловно, было: “Мы хотим жить в нормальной стране”. Он понимал, что великая страна, в имперском понимании XIX века, находится в противоречии с велением времени. Мы с ним много говорили о судьбе империи.

А: Все же его желание обязательно привязать Чечню выглядит глубоко имперским.

Г: Тогда это было желание остановить катастрофу. Потому что эта война приводила к катастрофе. В общем, эта проблема и сейчас не разрешена. Это очень повлияло на Россию, усилило спецслужбы и усилило терроризм, которого тогда не было. Тогда мы ничего не знали о терроризме, естественно, ничего не знали о ваххабитах, их просто не было, они пришли в результате всех этих операций. Тогда был чистый сепаратизм. И смысл действий Березовского был в том, чтобы немедленно остановить войну и в первую очередь предотвратить влияние этой войны на власть. Потому что ведь чеченской истории предшествовала история конфликта между спецслужбами и либералами. То есть Коржаков и Барсуков против Чубайса и всех. И когда спецслужбы были побиты, возникла Чечня.

Чечня усиливала силовиков. А поскольку Борис относился к группировке либералов-олигархов, для него естественно было бороться и противостоять силовикам. Тем более что они его очень не любили. Знаменитая история с якобы покушением на Березовского, которую открыл Литвиненко[153], имеет корни в чеченском мире и в партии мира против партии войны. Это одна сторона.

Другая сторона – это то, как объяснял Юлик: “Интересно”. Если знать характер Бориса, это была для него задачка трудная, но удивительно захватывающая. Я один раз ездил с ним в Грозный и должен сказать, что натерпелся много страху.

А: Расскажите.

Г: В один прекрасный день мы должны были ехать в Сочи на встречу Сороса с Черномырдиным. Борис говорит: “Я залетаю в Грозный с Иваном Петровичем Рыбкиным. Мне надо там встретиться с Масхадовым”. Они договаривались о последних аспектах мира – 1997 год. Меня посадили в самолет секретаря Совбеза.

А: Он был замсекретаря Совбеза?

Г: Он был замсекретаря, а Рыбкин был секретарем Совбеза. Меня посадили в этот самолет, хотя у меня американский паспорт, и мне сказали: “Молчи, не открывай рот. Никто не знает, кто ты такой. Мы тебя не должны с собой брать”.

Прилетели в Грозный, вышел русский спецназ, автоматчики, окружили самолет. И вдруг приехало полдюжины джипов со страшными людьми, в банданах, вооруженные до зубов. То есть их было больше, чем спецназовцев. И они посадили всех нас в машины и куда-то повезли. И ни одного русского солдата вокруг. Уже в это время начались захваты заложников, и мне, честно скажу, было очень страшно.

Переговоры шли где-то в соседней комнате, а я сидел с этими людьми.

А: Вас хотя бы кормили?

Г: Нас кормили, да. Принесли какой-то чай, какие-то бутерброды. И там я увидел всю команду, и Масхадова видел, и Удугова, и Басаев, по-моему, пробегал где-то. И Борис не боялся.

А: Он был человеком смелым, это правда.

Г: Это привлекало. И эта запальчивость привлекала. Меня очень привлекало то, что хотя он очень часто людей обижал своей фразой: “Ты ничего не понимаешь, я лучше знаю”, – ему можно было возразить: “Нет, это ты ничего понимаешь, вот послушай”, – и он слушал. И достаточно часто он воспринимал информацию. У него был удивительно быстрый ум. Он додумывал вещи, до которых человечество додумывалось долго. Отсутствие образования и политической культуры восполнялось интуитивным чутьем, очень сильным, и очень хорошим логическим мышлением. Он схватывал. Это было приятно.

А: В тот период, когда ты был главой администрации президента, Борис числился у тебя одним из советников. И часто он тебе советовал?

Ю: Да, он у меня был советником на общественных началах, их у меня было человек 15–20. Боря ко мне заходил, мы с ним общались. С Борисом Николаевичем, как я говорил, он встретился всего два раза. Но при этом Борис Николаевич даже в книжке написал – на самом деле писал я, но формулировал Борис Николаевич, – что он сложный человек, “не мой тип людей, но союзник”. Вот формулировка Бориса Николаевича, это факт.

При этом я могу сказать, что Березовский выделывал совершенно ужасающие вещи по отношению к Борису Николаевичу. Например, тот случай, когда он стал исполнительным секретарем СНГ, не согласовав это ни со мной, главой администрации, ни с людьми, которые курировали международные дела. Он просто объехал глав государств СНГ. И совершенно неожиданно на заседании в Кремле Кучма встает и говорит: “Борис Николаевич, наше предложение, чтобы Исполнительный комитет СНГ возглавил Борис Абрамович Березовский. Он человек яркий, интересный, он точно вдохнет новую жизнь в СНГ”.

А: А он кем тогда был, замом?

Ю: Он никем был. Его как раз Боря Немцов и Анатолий Чубайс выгнали из замсекретарей Совбеза. При этом вот что еще интересно: сколько их было в истории, замов… Никто не помнит даже секретарей Совбеза, но то, что Борис Абрамович в какой-то момент был замсекретаря Совбеза, помнят все.

Итак, Кучма это произносит, и Борис Николаевич в шоке, потому что он абсолютно этого не хотел. И опять возникает ситуация, когда его загоняют в угол, чего он терпеть не мог.

А: А ты это не лоббировал?

Ю: Я узнал в этот самый момент.

А: Нельзя было как-то замотать?

Ю: Решение должно было приниматься прямо там. Борис Николаевич выходит, приглашает Кириенко, потом срочно приглашает Березовского, Березовский мчится, приезжает в Кремль. Кириенко и я при Боре уговариваем Бориса Николаевича это назначение не делать. Борис Николаевич не говорит, какое решение он принимает, говорит: “Спасибо”. Боря в ужасе, понимая, во что он ввязался. Я, естественно, говорю Боре все, что по этому поводу думаю, Кириенко уезжает в Белый дом. Дальше заседание исполкома СНГ, и там принимается решение, что Березовский назначается на должность исполнительного секретаря СНГ.