– Отчего же нет, дорогая Лидия, мне еще многое нужно вам сообщить.

Беспокойство жены не ускользнуло от внимания банкира, и он попытался успокоить ее прежде всего улыбкой, а затем сказал:

– Во-первых, я хотел попросить у вас огня.

– То есть, как – огня? – удивилась молодая женщина.

– Разве вы не видите, что моя свеча погасла?

– А почему она должна гореть, сударь? Разве, чтобы поговорить, не достаточно света от лампы?

– Разумеется. Но перед разговором мне нужно произвести очень важные поиски.

– Важные поиски? – переспросила г-жа де Маранд.

– Вы, может быть, слышали, дорогая Лидия, когда находились в Пикардии или уже вернулись в особняк, что меня назначили министром финансов?

– Да, сударь, и я вас искренне поздравляю.

– Откровенно говоря, поздравлять меня не с чем, дорогая; но я побеспокоил вас вовсе не затем, чтобы сообщить эту новость. Итак, я теперь министр финансов. А министр без портфеля – почти то же, что министр финансов без финансов. Я, дорогая, потерял свой портфель.

– Не понимаю, – сказала г-жа де Маранд, в самом деле не догадывавшаяся, куда клонит ее муж.

– А ведь это очень просто, – продолжал г-н де Маранд. – Я поднимался к вам с намерением побеседовать всего несколько минут, как я уже имел честь вам сообщить. Я спокойно поднимался с подсвечником в руке и портфелем в другой, как вдруг какой-то человек, торопливо сбегавший от вас с лестницы, сильно меня толкнул. Мой портфель упал, свеча погасла. Вот почему я прошу вашего позволения зажечь мою свечу и отправиться на поиски своего портфеля.

– Кто же был этот человек? – с сомнением спросила г-жа де Маранд.

– Понятия не имею. Во всяком случае, я собирался обойтись с ним крутенько, так как мне вначале показалось, что это вор, который хочет добраться до моих денег. Однако я подумал, что, может быть, этот человек бежал от вас, и пришел справиться, чтобы принять окончательное решение по поводу этого господина.

– А вы его узнали? – пролепетала г-жа де Маранд.

– Да, так мне по крайней мере кажется.

– И… и… могу ли я вас спросить?..

Слова застыли у нее на устах. Она трепетала при мысли, что муж встретил Жана Робера.

– Разумеется, вы можете спросить, кто это был, – отвечал г-н де Маранд. – Полагаю, именно это вы хотели узнать. Это был господин де Вальженез.

– Господин де Вальженез! – повторила молодая женщина.

– Он самый, – подтвердил г-н де Маранд. – А теперь, дорогая Лидия, позвольте мне зажечь свечу.

И господин де Маранд зажег свою свечу от небольшой лампы в оранжерее, а затем, приподняв портьеру, исчез со словами:

– До скорой встречи, мадам, я сейчас вернусь.

– Вернусь… – машинально повторила г-жа де Маранд.

Что же будет? О чем г-н де Маранд намерен говорить с женой? Нельзя сказать, что банкир выглядел враждебно, но кто может что-нибудь понять по лицу банкира?

О чем все-таки пойдет речь? Несомненно, выходка г-на де Вальженеза могла внести смятение в душу г-на де Маранда. Он предоставлял жене полную свободу, однако с условием избегать всяческого скандала.

Но разве причиной скандала явилась несчастная женщина?

А если так, то мог ли столь беспристрастный, даже снисходительный человек, как г-н де Маранд, обвинить ее?

Тем не менее, вопреки этим утешительным доводам, несмотря на прошлое, исключавшее всякий страх, г-жа де Маранд почувствовала, как в ее жилах леденеет кровь. Когда она снова услышала из-за двери голос мужа: «Это я!» – она умирающим голосом ответила:

– Войдите!

Господин де Маранд вошел, поставил подсвечник и портфель на столик с выгнутыми ножками и, взяв стул, сел у постели жены.

– Простите, дорогая Лидия, что я причиняю вам беспокойство, – ласково молвил он, – но король ждет меня завтра в девять часов, и у меня, возможно, за весь день не найдется минутки для разговора с вами.

– Як вашим услугам, сударь, – так же ласково отозвалась г-жа де Маранд.

– Ах, к моим услугам?! – вдруг рассердился банкир, но, в другой раз взяв жену за руку, поцеловал ее не менее почтительно. – К моим услугам! Нехорошее слово! Скорее уж к моим мольбам. Если кто и имеет право здесь повелевать, дорогая, так вы, а не я. Умоляю вас об этом помнить.

– Мне неловко: вы так добры ко мне, сударь! – пролепетала молодая женщина.

– По правде говоря, вы меня смущаете. То, что вы называете добротой, в действительности лишь справедливость, уверяю вас. Однако не буду злоупотреблять вашим временем. Итак, я начну с главного, что нам необходимо обсудить. Позвольте задать вам вопрос, с которым, как мне кажется, я к вам уже обращался. Вы любите господина де Вальженеза?

– Да, сударь, вы в самом деле уже спрашивали меня об этом, и я ответила вам отрицательно. Чем объяснить вашу настойчивость?

– Я задавал вам этот вопрос полгода назад, а за полгода многое может измениться.

– Я люблю графа Лоредана сегодня не больше, чем тогда.

– Вы не испытываете к нему ни малейшей симпатии?

– Нет, – повторила г-жа де Маранд.

– Вы в этом уверены?

– Уверяю вас, клянусь вам. Более того, я испытываю к нему нечто вроде…

– …ненависти?

– Да нет, скорее, презрение.

– Как странно, что мы любим и ненавидим одни и те же вещи и, я бы сказал, тех же людей, дорогая Лидия! Итак, вот первый вопрос, по которому мы пришли к согласию: мы непременно договоримся и по второму вопросу, можете не сомневаться. Раз мы ненавидим и презираем господина де Вальженеза, как произошло, что мы встречаем его у себя на лестнице в столь поздний час? Когда я говорю «мы», я предполагаю, что вы могли бы встретить его, как и я, ведь он оказался в нашем доме не по вашему желанию и не по вашему приглашению, не так ли?

– Нет, сударь, за это я вам отвечаю.

– Поскольку я тоже не разрешал ему приходить, – продолжал банкир, – не будете ли вы так добры помочь мне понять, с какой целью или под каким предлогом он оказался здесь без приглашения, против нашей воли и в такое время?

– Сударь, – смущенно пролепетала молодая женщина, – несмотря на вашу бесконечную доброту, мне очень трудно и совестно вам ответить.

– Не говорите о моей доброте, Лидия, и поверьте, что, обращаясь к вам с вопросом, я стремлюсь скорее успокоить, нежели смутить вас. Я знаю многое, но не подаю виду. Мне известны ваши тайны, хотя вы думаете, что я пребываю в неведении. Если вам трудно отвечать, потому что вы боитесь затронуть одну из таких тайн, позвольте мне помочь вам. Обопритесь на меня, и путь покажется вам менее трудным.

– Ах, сударь, вы – воплощение снисходительности.