Полагая, что официальная часть встречи окончена, она повернулась к мужчинам спиной, предоставляя им возможность самим найти тему для непритязательной беседы ни о чем.

— Что случилось? Где барон? — нервно поинтересовалась Карин.

Коко молча достала из сумочки сигарету и тут же закурила, жадно втягивая дым.

— Ты представляешь, сегодня утром за завтраком Ганс заявил мне, что ему скучно, — она поморщилась и выпустила на волю несколько синеватых табачных колец. — И это притом, что он живет в лучшем отеле Парижа, где лучшая кухня в Европе и спит с самой знаменитой дамой в мире, которая, кстати, и оплачивает все перечисленные удовольствия. — На секунду задумавшись, она уточнила. — Я имею в виду себя. А он, видите ли, позволяет себе скучать! Лорд Байрон, с позволения сказать! — Коко вновь выдохнула в потолок густое сизое облако и продолжила с удвоенным жаром:

— Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что оплачиваю его баронский титул и то, что он на 14 лет моложе меня. Ну и что толку? Ночью я вынуждена будить его, чтобы он прервал свой эпический храп древних германцев и занялся исполнением своих мужских обязанностей. В ответ он храпит еще громче, мне назло, развернувшись на другой бок. После чего, проснувшись наутро, жалуется на то, что изнывает от скуки. А потому я решила поставить на наших с ним отношениях жирную точку и начать новую жизнь. Не в первый же раз! Хотя «начать жизнь» в мои-то годы звучит странно, не правда ли?

— Нет, не странно! Мой хороший знакомый доктор говорит, что важны не годы, а кондиция! — заметил Генрих.

— Но он все равно никуда не денется, увы… — махнула рукой Коко.

Карин не посмела прервать монолог Коко, и та продолжила, обращаясь уже к ней:

— Один мудрец сказал: чтобы узнать человека хорошо, совсем необязательно знать его долго. Мы знакомы недавно, но я поверила в твою искренность с первой встречи.

— Не знаю, чем я заслужила.

— Заслужить этого нельзя, с этим надо родиться. И поэтому у меня к тебе просьба: когда я умру, обещай мне, что ты позаботишься о том, чтобы на моей могильной плите вместо затрепанных философских фраз было высечено только: «Шанель № 5». Под ней мне будет легко лежать и дышать. Вечно.

Коко замолчала, вновь погрузившись в сиреневые облака табачного дыма и свои нелегкие мысли.

Ведь жизнь складывается, оказывается, не по воле людей, даже таких волевых, как она, а вопреки ей.

* * *

Вестибюль дорогой гостиницы являет собой своего рода театр, в котором разыгрываются разного рода пьесы, сюжеты которых очень различаются по степени достоверности и искренности. А часто бывают и вовсе лишены и того, и другого. Ожидающие в вестибюле бросаются навстречу вошедшим с уже заученными фразами и привычными улыбками. Те отвечают им тем же, после чего обе стороны остаются довольны друг другом.

Барон в совершенстве владел искусством светского общения, а потому как никто другой удивительно органично вписывался в картину вестибюльной жизни.

— Какой великолепный букет восхитительных женщин, — громогласно провозгласил он, чтобы не оставить без внимания к себе праздношатающихся по фойе гостей. Затем, элегантно наклонившись, почти коснулся губами руки Карин, после чего также воздушно поцеловал шею Коко, которая заметно оживилась, позабыв утреннюю обиду.

— Слышал, Ганс? Господин посол приглашает нашу компанию на обед в его резиденции.

— Ну что ж, аппетитная новость. Надеюсь, и наши друзья не откажутся?

Карин поймала одобрительный взгляд Генриха и тут же утвердительно кивнула.

* * *

Посол Рейха в оккупированном Париже Отто Абец давал обеды, как правило, в своей резиденции, на вилле Богарне по улице Лилль, 76, куда охотно съезжались все сливки парижского общества. Деловых поводов для пребывавших в Париже у иностранцев практически не было, однако на приемы, которые устраивал голубоглазый и импозантный германский посол, они являлись исправно. Резоны у всех были свои: одни появлялись, чтобы напомнить о себе, другие — чтобы соблюсти протокол, в основном же, чтобы вкусно поесть в военное время и бесплатно выпить.

Благодаря молодой жене посла француженке Сюзанне дух в резиденции витал французский. И хозяева, и гости говорили исключительно по-французски, даже те, кто едва понимал, о чем идет речь.

При этом вкус во французском вине понимали все. И все прекрасно разбирались во французской кухне, представленной лучшими парижскими поварами.

Несмотря на узкий круг приглашенных, посол и на сей раз ничего в протоколе менять не стал, разве что известил гостей об отсутствии жены, которая отбыла в Берлин по служебным делам.

Гости понимающе кивнули и тут же устремились к столу.

— Как чувствует себя ваш отец? — поинтересовался посол, усаживаясь рядом с Карин.

— Слава Богу, пока хорошо.

— Это радует. Близко я с ним не знаком, о чем искренне сожалею. Хотя, впрочем, это не совсем так. Однажды на приеме, устроенном одним промышленником, кажется, в честь дня рождения фюрера, мы довольно долго беседовали, и от разговора с ним у меня остались наилучшие воспоминания. Меня подкупило в нем редкое сочетание качеств опытного военного и искушенного политика. Я был бы счастлив познакомиться с ним поближе.

— Спасибо, приятно слышать лестные слова о самом близком мне человеке! — у Карин зарозовели щеки от гордости и смущения. — Что же касается более близкого знакомства, то не вижу тому ни малейшего препятствия. Как только окажетесь в Берлине, позвоните ему. И приезжайте к нам. Папа будет очень рад.

— Благодарю. Непременно воспользуюсь вашим приглашением. А теперь… — посол встал. — Предлагаю выпить за нашего фюрера и нашу прекрасную Германию!

Все молча выпили и также молча опустились на свои места.

Официоз вечера был тем самым завершен и тут же забыт. Каждый из присутствующих поспешил вернуться к делам насущным и приятным. Как заметил Генрих, Кухинке, сидевший рядом с ним, был серьезно озабочен лишь тем, чтобы уровень напитка в его бокале поддерживался на строго определенной отметке, по правилу «отпивай, но доливай». Делал он это виртуозно, то есть незаметно для человеческого глаза, и к концу обеда заметно отяжелел.

Посол же, напротив, как-то оживился, был вальяжен и демократичен — одним словом, пытался понравиться гостям. А когда подошла очередь неизбежного десерта, он громогласно объявил:

— Прошу моих дорогих гостей пройти в большую гостиную, где вы сможете насладиться коллекцией произведений живописи, а также собранием картин, с большим вкусом подобранных нашим национальным героем — маршалом Герингом. К сожалению, как я уже сказал, моя супруга, истинный знаток живописи, в силу своих обязанностей не смогла сегодня быть с нами, а потому вам придется довольствоваться исключительно моими, не совсем компетентными объяснениями.

— Не скромничайте, господин посол, вы тонко разбираетесь в искусстве, — грубо польстил Абецу барон, трогательно прижимая к себе счастливую Коко.