План состоял в том, чтобы сформировать новую линию обороны на севере вместе с 1-й бирманской дивизией, состоящей из горцев племени карен, ненавидящих японцев, и 50 тыс. китайских националистов во главе с американским командующим в Китае генерал-майором Джозефом Стилуэллом. «Уксусный Джо» был закоренелым англофобом. Он необоснованно утверждал, будто бы Александер был «поражен, увидев МЕНЯ – меня самого, чертова американца – во главе китайских войск. “За-ме-ча-тель-но!” Посмотрел на меня так, будто увидел выползающую из-под камня змею».

Японцы, заняв город и порт Рангун, смогли быстро усилить свои войска. Их самолеты, поднимаясь с аэродромов в центре страны, уничтожили на аэродромах северной Бирмы почти все остававшиеся там истребители Королевских ВВС и «Летающих тигров».

К концу марта наступление китайских войск было отбито, а оставшийся у англичан Бирманский корпус, которым командовал генерал-лейтенант Уильям Слим, вынужден был быстро отступать, для того чтобы избежать угрозы окружения. Чан Кайши обвинил англичан в неспособности удержать линию обороны. Конечно, связь между двумя армиями была неэффективной, скорей даже хаотичной. В частности, у китайцев не было карт; а на тех, что им предоставляли англичане, они не могли прочесть географические названия. К настоящему же бедствию привело то, что Стилуэлл настаивал на необходимости наступления, которое китайские войска не в состоянии были провести.

Стилуэлл отклонил план обороны Мандалая, предложенный Чан Кайши, как слишком пассивный. Не предупредив англичан, Чан Кайши послал в атаку две китайских дивизии и не разрешил 200-й дивизии оставить Таунгу. Японцы быстро воспользовались чрезмерной растянутостью войск на линии обороны и просочились в Лашо, к северо-востоку от Мандалая, обойдя англичан с фланга. Стилуэлл, отказываясь признать свою ответственность за эту катастрофу, обвинил свои китайские войска в нежелании атаковать и вырвать победу у противника. Англичане же больше ценили усилия китайцев, и вместе с Чан Кайши ругали Стилуэлла.

5 апреля мощная группировка японского флота вошла в Бенгальский залив, чтобы атаковать английскую военно-морскую базу в Коломбо. Адмиралу сэру Джеймсу Сомервиллу удалось вовремя вывести из залива большую часть своих кораблей, но понесенные потери все же были огромными. К началу мая японцы захватили Мандалай и даже дошли по Бирманской дороге до границы с Китаем, оттеснив часть сил националистов в провинцию Юньнань. Но больше всего пострадала от отступления на север большая индийская община Бирмы, в том числе мелкие торговцы и их семьи, не привыкшие к лишениям. Бирманцы, ненавидевшие индийцев, нападали на них и грабили. Остатки британских войск были вынуждены отступить к индийской границе, потеряв не менее 30 тыс. человек. Японская оккупация Юго-Восточной Азии, по существу, была завершена.

Начало 1941 г. казалось китайским националистам обнадеживающим. Японская 11-я армия была настолько рассредоточена, что уже не могла провести крупное наступление. К югу от Янцзы, на реке Цзинь, националистам удалось даже нанести серьезное поражение 33-й и 34-й японским дивизиям, уничтожив при этом около 15 тыс. солдат и офицеров противника.

Чан Кайши, коварно рассчитав игру, заставил Новую Четвертую армию коммунистических партизан оставить свои районы к югу от Янцзы и двигаться к северу от Хуанхэ. Но, похоже, что, несмотря на достигнутую договоренность о таком отступлении, Мао позаботился о том, чтобы она была вскоре разорвана. Когда коммунистические войска, умышленно направленные Мао в неверном направлении, натолкнулись на силы националистов, завязалась жестокая схватка. Естественно, отчет о происшедшем в интерпретации одной и другой стороны резко отличался. Очевидно, что это сделало назревавшую гражданскую войну неизбежной. Советские представители ограничивались выражением обеспокоенности по поводу того, что националисты и коммунисты сражаются друг против друга, вместо того, чтобы бороться с японцами. Но коммунистические партии всего мира воспользовались этим инцидентом в целях пропаганды, утверждая, что националисты всегда выступают в роли агрессоров.

Генералиссимуса тем временем бесило возросшее советское влияние в дальней северо-западной провинции Синьцзян, граничившей с Монголией, СССР и Индией. Договорившись с местным полевым командиром Шэн Шицаем, СССР построил там базы и фабрики, разместил военный гарнизон и начал добычу олова, а также разведку нефти. В секретном лагере велась подготовка кадров для Компартии Китая, влияние которой в провинции росло. Шэн Шицай даже подал заявление о вступлении в КПК. На это наложил вето Сталин. Заявителя приняли в ряды ВКП(б). Поскольку Синьцзян являлся важным перевалочным пунктом поставок и торговли с СССР, у националистов были связаны руки. Чан Кайши мог лишь выжидать благоприятного момента для восстановления контроля над провинцией, превратившейся в советскую вотчину.

Несмотря на такую напряженность, советская сторона временно возобновила поставки Гоминьдану, в основном из-за опасений Сталина относительно возможного нарастания японской угрозы на Дальнем Востоке.

В битве за южную провинцию Хунань националисты снова использовали свою тактику отступления с последующей контратакой. Японцы достигли существенных успехов только в южной провинции Шэньси, где в результате наступления они захватили ценные сельскохозяйственные территории, необходимые националистам как источник снабжения продовольствием и новобранцами. Это случилось после сокрушительного поражения националистов в битве при Чжунъюане, которую Чан Кайши назвал «величайшим позором в истории войны против японцев».

Эрнест Хемингуэй в это время путешествовал по Китаю с новой женой, Мартой Геллхорн. Окружающие нищета и убожество угнетали даже неустрашимую Марту. «Китай излечил меня – я не захочу больше путешествовать, – писала она своей матери. – Реальная жизнь Востока – это боль, на которую трудно смотреть, и ужас, который не хочется пережить вновь». Грязь, смрад, крысы и клопы произвели должное впечатление. В Чунцине, столице националистов, которую Хемингуэй описывает как «бесформенное и грязное скопление серых цементных зданий и нищих лачуг», они завтракали с мадам Чан Кайши и самим генералиссимусом. Им сказали потом, что он оказал гостям особую честь, принимая их без своих зубных протезов.

Генералиссимус не был бы в восторге, узнав, какое большое впечатление произвел на Геллхорн представитель коммунистов в Чунцине Чжоу Эньлай. Хемингуэй, со своей стороны, показал, что он уже более критично относится к коммунистам, чем в Испании. Он хорошо понимал эффективность их пропаганды и то, как сторонники коммунистов, вроде Эдгара Сноу, сумели убедить читателей в США, будто бы силы Мао самоотверженно сражаются, в то время как взяточники-националисты ничего не делают, а на самом деле все было наоборот.

Коррупция в националистическом Китае, конечно, была, но неодинаково проявлялась в разных армиях и у конкретных командиров. Старорежимные офицеры 50-й армии использовали военные грузовики, чтобы привозить опий из Сычуани и продавать его в долине Янцзы. Но не все офицеры националистов вели себя в стиле полевых командиров. В то время как некоторые бесстыдно крали и продавали пайки собственных солдат, другие, более современные и либеральные, за собственные деньги покупали для подчиненных лекарства. Коммунисты вскоре показали, что они не лучше других. Они использовали производство и продажу опиума для создания военного фонда, чтобы в дальнейшем бороться с националистами. В 1943 г. советский посол оценивал продажи опиума коммунистами в 44 760 кг, что в то время соответствовало 60 млн американских долларов.