репетиция и, режиссёр нашего самодеятельного театра восторженно захлопал в ладоши:

— Браво, молодой человек! Вот именно так и, надо их душить.

Хорошая игра, согласен!

Миша, практически неподдельно напоминал — какого-то сбрендившего на жажде убивать маньячилу, а его жертва также — вполне достоверно, была перепугана до смерти.

— Серафим, я его боюсь… — сказала она мне по дороге домой.

— «Бояться», удел простушек — которым в большом городе выше панели ничего не светит! Учись управлять своими эмоциями — «весь мир театр и, мы в нём лишь актёры». Кстати… Ты говорила — что умеешь играть на рояле петь и танцевать?

— Когда-то умела, сейчас не знаю…

— В школе имеется пианино — не помешало бы восстановить навыки. Искусство музицирования, пластика женского тела, хорошо поставленный голос — очень много значат для девушки, решившей стать частью высшего общества.

С Нилом Николаевичем я влёгкую договорюсь, а предстоящей очень долгой зимой — всё одно особенно заниматься нечем, пока мой комп не ожил.

Та, печально-отрицающе машет головой:

— Боюсь ничего не выйдет, Серафим! Пианино, оперное пение и балет — считаются чуждыми пролетариату явлениями.

— Это смотря что играть, петь и танцевать. «Искусство принадлежит народу»: это не Пушкин какой-нибудь — это сам основатель первого в мире государства рабочих и крестьян, сказал!

— Брат-Кондрат говорит: «Танцы это мещанство и ничего — кроме полового трения друг об друга не содержат».

— Хм, гкхм… Некоторым дай волю — они комсомол в монастырь превратят!

Однако, проблемка…

— Хорошо! Мы тобой, Елизавета, придумаем свой — пролетарский танец и, не одному человеку в мире — не придёт в голову назвать его «мещанским»!

* * *

До десяти лет моим воспитанием занималась почти исключительно мама, а она хотела видеть меня непременно «гуманитарием». С самых ранних лет — сколько себя помню, я занимался всякими никому не нужными — как мне тогда казалось, занятиями… Меня же, привлекали всякие железяки да «заклёпочки» — с коими возился отец.

Да, и… В то время, когда другие «нормальные пацаны» в футбол играли, или просто бездельничая ошивались по подъездам — я тащился в музыкальную школу с футляром от скрипки, в изостудию с мольбертом или на бальные танцы с белой обувью в сумке — вызывая их усмешки, нередко переходящие в оскорбления действиями…

Да, ну его на фиг!

По достижения отроческого возраста, я устроил грандиозный бунт и, отец определил меня в «технари» — взявшись за моё воспитание лично. Моя же неприязнь к музыке была настолько сильной, что я даже не стал учиться бренчать на гитаре и распевать во дворе приблатнённый «городской шансон». Хотя, больше чем уверен: это далось бы это мне — просто сказочно легко.

Однако, некоторые полезные навыки — вколоченные с детства ремнём матушки, сохранились.

«Сильная половина» нашей ячейки всё же, после бурного обсуждения наотрез отказалась заниматься этой «ерундой» — хоть и не называя её «буржуазной», после моих разъяснений. А мы с Елизаветой, частенько оставшись после репетиций в неком подобие актового зала школы, разучивали наскоро составленный мной репертуар из вспомнившихся советских песен. А пригласив «тёщу», Надежду Павловну в качестве тапёра — учились танцевать «пролетарку».

Если кто не понял — я так обозвал американский «рок-н-ролл».

* * *

На самый что ни на есть народный праздник — 7 ноября, произошла премьера спектакля «Подтёлков». Естественно, присутствовала вся партийная организация на самых почётных местах, представители всех ветвей власти, весь волостной актив, самые уважаемые граждане города и его окрестностей.

Ну и школьники — больше половины зала.

Представление прошло на «ура», хотя наш Домовёнок с оттопыренными ушами — в роли вестового Василия (Кассио — лейтенант Отелло), сперва вызывал у публики приступы гомерического смеха. Потом, зрители «прониклись» и, даже не обращали внимание, что на «комиссарше» кожаная куртка (моя) — болталась как на чучеле.

После сцены удушения, наш волостной судья яростно выкрикнул Мишке:

— Жалко расстрел отменили — но десять лет «домзака» я тебе обеспечу, голубчик!

Но, на него со всех сторон все дружно зашикали:

— Так он ж, не знал! Это тот — четырёхглазый «ихтиллихент», всё подстроил… Паскуда!

— Да?!. Ну, тогда по новому Кодексу — пять лет, с учётом смягчающих…

* * *

В сентябре 1922 года в мире ничего интересного не происходило — за исключением восстания в Греции, разве что…

Октябрь, был намного интересен!

Одиннадцатого числа был издан декрет Совета Народных Комиссаров об выпуске в так называемых «червонцев» — пока ещё банкрот Госбанка, не золотых монет.

25 октября был взят последний крупный оплот белого движения — Владивосток. Но Гражданская война ещё не закончилась — продолжаются мелкие столкновения где-то в Якутии.

В конце месяца в РСФСР был утверждён «Земельный кодекс», а в Италии был назначен премьер-министром Бенито Муссолини…

Эпоха европейского фашизма началась.

* * *

[1] Партмаксимум — максимальный месячный оклад, существовавший для членов ВКП(б), являющихся руководящими работниками учреждений и предприятий. Партмаксимум был введен декретом ВЦИК от 23 июня 1921 г., который установил, что зарплата ответственных работников не должна превышать 150 % от уровня средней зарплаты в подконтрольных им учреждениях и предприятиях. Этот декрет ограничил для руководителей возможности дополнительных заработков на стороне. Постановлением Политбюро от 8 февраля 1932 года с 1 марта 1932 года существующая практика ограничения партмаксимумом оплаты коммунистов-хозяйственников и инженерно-технического персонала была заменена ограничением ставок заработной платы.

Глава 15

В поисках «генерального» инвестора

Ещё в мае сего года постановлением ВЦИК и СНК РСФСР было введено в действие «Положение о Народном Комиссариате Внутренних Дел РСФСР», по которому на рабоче-крестьянскую милицию возлагались задачи по охране большинства гражданских учреждений и сооружений общегосударственного исключительного значения, концентрационных лагерей, лесов, плантаций и так далее.

Как уже говорил, в ноябре произошла следующая перемастурбация: заинтересованным ведомствам было предложено самим производить охрану своих объектов «вольнонаемными вооруженными или невооруженными сторожами». Таким образом, наш отряд военизированной охраны (ОВО) оказался в подчинении у губернского управления Народного Комиссариата Путей Сообщения (Наркомпуть или НКПС).

В принципе, ничего особенного не поменялось: главный «босс» всё тот же — Дзержинский Феликс Эдмундович, который железной рукой наводил порядок (и навёл, таки!) на железной дороге.

Посему после ноябрьских праздников, ещё раз побывал в Нижнем Новгороде — в этот раз по служебным делам и не только. По кабинетам губернского управления НКПС пришлось побегать, нервы себе и людям изрядно потрепать! Одно хорошо — узнал царящие здесь порядки…