На расстоянии в два с половиной миллиона миль Солнце светит в тысячу четыреста раз ярче, чем в Долине Смерти, Сахаре или Адене. Подобное излучение воспринимается не как тепло или свет – оно несет смерть еще более мгновенную, чем выстрел на полной мощности из бластера. Солнце – естественная водородная бомба, и «Новый рубеж» летел у самой границы круга, за которым ждала гибель.

Внутри корабля стало жарко. Бронированные стены защищали людей от мгновенной смерти от радиации, но температура воздуха продолжала расти. Они избавились от страданий, которые несла с собой невесомость, но теперь им было вдвойне неуютно – как от жары, так и оттого, что переборки накренились, и не осталось ни одной ровной поверхности, где можно было стоять или лежать. Корабль одновременно вращался вокруг своей оси и ускорялся; подобного никогда не предполагалось, и из-за сложения двух ускорений, углового и линейного, направление «вниз» оказывалось там, где соединялись внешняя и кормовая переборки. Корабль пришлось привести во вращение, чтобы часть попадающей на него энергии излучения уходила на «холодную» сторону. Столь же вынужденным было и ускорение – ради почти безнадежных маневров, чтобы миновать Солнце как можно дальше и как можно быстрее, проведя как можно меньше времени в перигелии, самой близкой к нему точке.

В рубке управления тоже стояла жара. Даже Лазарус добровольно сбросил килт, уподобившись венерианской моде. Металл был горяч на ощупь. На большом экране огромный черный круг отмечал место, где должен был находиться диск Солнца, – датчики, не выдержав, автоматически отключились.

– Тридцать семь секунд до перигелия, – повторил Лазарус последние слова Либби. – Мы не выдержим, Энди. Корабль не выдержит.

– Знаю. Я вовсе не предполагал, что мы пролетим столь близко.

– Конечно не предполагал. Возможно, мне не следовало маневрировать, – может, мы и так проскочили бы мины. Ладно… – Лазарус расправил плечи и вдруг сказал: – Похоже, сынок, пришло время попробовать твою штуковину. – Он ткнул пальцем в сторону неуклюжего «космического движителя» Энди. – Говоришь, нужно лишь подсоединить этот контакт?

– Должно быть так. Просто подсоединить этот провод к любой массе. Хотя я на самом деле не знаю, сработает ли, – признался Либби. – У меня не было возможности проверить.

– А если не сработает?

– Есть три возможности, – рассудительно ответил Либби. – Первый вариант – ничего не произойдет.

– В этом случае мы просто поджаримся.

– Второй вариант – мы вместе с кораблем можем просто перестать существовать.

– В смысле – умереть? Хотя, пожалуй, такая смерть будет приятнее.

– Пожалуй. Мне еще не приходилось умирать. Третий вариант: если моя гипотеза верна, мы начнем удаляться от Солнца со скоростью чуть меньше скорости света.

Лазарус посмотрел на устройство, утирая пот.

– Становится все жарче, Энди. Подсоединяй его – и была не была!

Энди подсоединил устройство.

– Давай, – поторопил Лазарус. – Нажимай на кнопку, поворачивай выключатель, или что там у тебя. Запускай.

– Уже, – сказал Либби. – Взгляни на Солнце.

– Гм? Ого!

Большой черный круг, отмечавший положение Солнца на испещренном звездами экране, быстро уменьшался. За несколько мгновений он потерял половину своего диаметра; через двадцать секунд он стал меньше вчетверо.

– Сработало, – тихо проговорил Лазарус. – Ты только посмотри, Слейтон! Сработало, чтоб мне стать краснозадым бабуином!

– Я так и думал, что сработает, – с серьезным видом ответил Либби. – Собственно, иначе и быть не могло.

– Гм… может, тебе это и очевидно. Энди, но не мне. Как быстро мы движемся?

– Относительно чего?

– Ну… относительно Солнца.

– У меня не было возможности измерить, но, похоже, чуть медленнее скорости света. Быстрее быть не может.

– Почему? Если не считать теоретических соображений?

– Мы все еще можем что-то видеть. – Либби показал на полусферический экран.

– Угу, можем. – Лазарус задумался. – Эй, а ведь ничего не должно быть видно! Из-за допплеровского смещения.

Либби тупо уставился на него, затем улыбнулся:

– Собственно, мы его и наблюдаем. С этой стороны, ближе к Солнцу, мы видим излучение на коротких волнах, растянутое до диапазона видимого света. С противоположной стороны мы принимаем что-то вроде радиоволн, преобразованных в свет.

– А между?

– Хватит меня дурачить, Лазарус. Ты наверняка способен посчитать относительное направление не хуже меня.

– Сам считай, – решительно заявил Лазарус. – А я просто буду сидеть и любоваться. Да, Слейтон?

– Да. Да, конечно.

– Кстати, можно больше не тратить впустую топливо в главном двигателе, – вежливо улыбнулся Либби. Включив предупреждающий сигнал, он заглушил двигатель. – А теперь можно и вернуть все как раньше. – Он начал отсоединять свое устройство.

– Погоди, Энди! – поспешно сказал Лазарус. – Мы еще даже не пересекли орбиту Меркурия. Зачем тормозить?

– Это нас в любом случае не остановит. Мы набрали скорость, и теперь она такой и останется.

Лазарус задумчиво поскреб щеку:

– Будь все как обычно, я бы с тобой согласился – первый закон динамики. Но насчет этой псевдоскорости я не столь уверен. Мы получили ее даром, ничего за нее не заплатив, – я имею в виду энергию. Похоже, ты устроил инерции праздник – но, когда праздник закончится, не вернется ли вся эта бесплатная скорость туда, откуда взялась?

– Не думаю, – ответил Либби. – Наша скорость никакая не «псевдо» – она столь же реальна, как и любая другая. Ты пытаешься применять антропоморфную логику в области, к которой она не имеет отношения. Вряд ли ты рассчитывал, что мы можем мгновенно вернуться к более низкому гравитационному потенциалу, с которого начинали?

– Когда ты подсоединил свой космический движитель? Нет, естественно, – мы ведь переместились.

– И продолжаем перемещаться. Наша вновь обретенная потенциальная энергия, соответствующая большей высоте над Солнцем, не менее реальна, чем соответствующая нашей нынешней скорости кинетическая энергия. Существует и та и другая.

Лицо Лазаруса приобрело озадаченное выражение, не слишком ему подходившее.

– Ладно, Энди, ты меня убедил. Как бы там ни было, мы, похоже, получили откуда-то энергию. Но откуда? В школе меня учили почитать флаг, голосовать за свою партию и верить в закон сохранения энергии. Похоже, ты его нарушил. Что скажешь?

– Об этом можешь не беспокоиться, – заметил Либби. – Так называемый закон сохранения энергии – всего лишь рабочая гипотеза, недоказанная и недоказуемая, использовавшаяся для описания макроскопических явлений. Она применима только к старой динамической концепции мира. В пространстве, воспринимаемом как статическая сеть взаимоотношений, «нарушение» подобного «закона» не более удивительно, чем дискретная функция, которую нужно лишь обнаружить и описать. Именно это я и сделал – увидел дискретность в математической модели одного из аспектов массы-энергии, именуемого инерцией, и применил ее. Математическая модель оказалась подобной реальному миру. На самом деле имелась лишь одна опасность – о том, что математическая модель подобна реальному миру, никогда не узнаешь, пока не попробуешь.