— Хочу предложить тебе сделку.

— Уже страшно, — усмехнулся Шамс. — Так и повеяло Россией. Немец, я — честный бизнесмен. За мной — моя семья. Мне проблемы не нужны.

— Выслушай, пожалуйста, — попросил Герман. — Если ты согласишься, то сделка будет вот такой. Возможно, года через полтора к тебе сюда приедет женщина со стариком‑отцом. У этой женщины будет большой банковский счёт в валюте. Я прошу тебя устроить здесь жизнь этих людей. Женщина беспомощна, как дитя. Старик — маразматик. Облапошить их очень легко, а меня рядом не будет. Но тебе я поверил, Рамиль. Я понял, что ты меня не кинешь. А гонорар возьми себе сам из их денег, сколько сочтёшь нужным.

Шамс размышлял и вертел в руке стакан.

— У меня вопросы.

— Конечно.

— Что за деньги?

— Чистые. У них не будет следов происхождения. Банковские счета будут новые, деньги лягут на них налом. Никаких переводов и махинаций.

— Что за женщина?

— Татьяна Ярославна Куделина. Тридцать два года. Из Батуева. Не замужем и не была. Детей нет и не будет. Профессия — парикмахер. Языков не знает. Всего боится. Такая у меня жена, Рамиль.

— И что я должен для неё сделать?

— Продай ей гестхаус. Размести её деньги, чтобы она жила на проценты. Придумай, чем ей заняться. Она девочка тихая и послушная.

— А ты сам, Немец?

— Если она приедет одна, Рамиль, то забудь про меня вообще. Напрочь.

Герман подумал, что второй раз, оставшись в заслоне, ему не уцелеть, уже не повезёт, как повезло там, возле Хинджа. Да и Серёги рядом нет.

— Может, не надо во второй раз? — спросил Шамс.

— Тогда, значит, и в первый раз не надо было.

Рамиль — Зуфар — Гириджпрасад Шривастав молча кивнул.

Всё теперь стало ясно. И больше у Германа дел в Индии не имелось.

Аравинд забронировал Герману билет на авиарейс и заказал такси из отеля в аэропорт Тривандрума на раннее утро.

Ночь Герман провёл, конечно, с Дашей. Какого‑то финального безумия у него напоследок не получилось, да и ладно. И сам Герман, и Даша, — оба они понимали, что больше не увидятся. Ничего тут не изменить.

Даша заснула на излёте ночи, а Герман вышел на лоджию. Грядущий восход озарил небо над Малабаром до самых потаённых глубин. Лохматое крыло Млечного Пути косо распростёрлось через вселенную, пересекая бесформенные облака жемчужной пустоты, зеркальные отражения тьмы в невидимых плоскостях и ветвящиеся объёмные структуры мироздания, навылет прошитые трассами призрачных сигналов. В высоте над побережьем массивы древних излучений распадались на невесомые глыбы, а по светилам — точно в окнах — текли волны зелёного и красного пламени, невозможного над русскими перелесками. Герман понял, что он снова видит ту же самую астрономию Гиндукуша, которая потрясла его два десятка лет назад, словно созвездия ещё тогда высветили его жизнь далеко в будущее, а он и не понял.

Он присел на кровать, наклонился, поцеловал Дашу и сказал:

— Я пойду. Простимся тут. Долгие проводы — лишние слёзы.

И скоро дверь за ним закрылась.

Даша лежала, слушала шум океана и думала про то, как она любит сына с дочкой, и ещё безвольного вруна, добряка Лёню Фиртеля, и капризного мальчика Ромчу, и друзей из Подольска. Как хорошо, что они есть и что они в безопасности. Даша ощутила это с обновлённой силой, потому что судьба ненадолго свела её с Германом Неволиным, и Даша вспоминала Германа, будто уже после казни, — Германа, печальника и скитальца, который ищет на белом свете заповедную страну счастья. Даша думала, что Герман подобен купцу Афанасию Никитину, который тоже бывал здесь, на Малабаре, искал Индию — как это издревле водится у русских, и нашёл тут русскую сказку.

* * *

В ночь с четверга на пятницу дорога от Ненастья до Батуева была пустынна. Не выходные же, да и ноябрь — не дачный сезон. «Ниссан патрол» Владика Танцорова гнал с дальним светом. В тёмном боковом окне Танюша видела только длинные, слегка изогнутые серебристые разлёты — это луна озаряла протяжные заиндевелые скаты пологих безлесных холмов.

Владик всё взял от Танюши и всё узнал о ней, будто наскоро пробежал по всем каналам в телике: короче, больше ничего интересного. Сейчас, на пути домой, Владик уже не думал о своей былой досаде и не вспоминал о недавнем сексе, которого так хлопотно добивался. На шиша, спрашивается? Танька — херня. Только время напрасно потратил. Бревно. Владика не тешила даже удовлетворённая гордыня. Танька строила из себя принцессу, а на деле оказалась самой обычной девкой, робкой и стеснительной.

Владик смотрел на дорогу и размышлял о делах. Может, дать объяву, что дом в Ненастье продаётся на вывоз? Или на дрова? Косарей за семьдесят, наверное, реально толкнуть… И нельзя ли снять шифер с крыши?..

Начались промзоны за бетонными заборами, потом — спальные кварталы Батуева. По лицу Танюши побежали огни города. Танюша откинулась на спинку автокресла. У неё внутри всё онемело, как отмороженное. Тело было слегка чужое. Танюша говорила себе: не надо вспоминать о том, что с ней делал Владик. В общаге она сходит в душ и забудет о сегодняшнем вечере навсегда. Всё прошло под наркозом. В Ненастье ездила не она, а другая.

Владик её обманул. Танюша почувствовала, что Владик никогда не был в неё влюблён — даже тогда, давным‑давно. С тем, кто хоть когда‑то был тебе дорог, не ведут себя столь равнодушно и деловито, будто человек — это вещь. Таня измученно смотрела на далёкую луну за крышами. Владик убил в ней давнюю девичью нежность к себе. Он — плохой. Лживый и бессердечный.

— Владик, ты обещал сказать, где прячется Гера, — напомнила Танюша.

Владик еле сообразил, о чём это говорит Куделина.

— А‑а, блин! — спохватился он и простодушно объяснил: — Я же не знаю, Танька. Про это я ляпнул, чтобы трахнуть тебя.

Он усмехнулся. Эх, если бы он знал, где гасится Неволин, то сразу после траха отправил бы Таньку к мужу за деньгами. Так бы и доил обоих лошков. Её бы трахал, а с него бы лавэ снимал за молчание.

«Он опять врёт, — подумала Танюша. — Врёт, чтобы сделать мне больно».

Она же не слепая. В доме в Ненастье кто‑то жил — она увидела, потому что была хозяйкой. Посуда в шкафу переставлена. В чайнике — вода, а не лёд. Возле печки — дрова, которых не было, когда они увозили Яр‑Саныча и закрывали дом на зиму. И угли в печке свежие. И ещё: когда она лежала под Владиком на тахте лицом вниз, она увидела, что на полу под половичок закатилась ручка с надписью «Герман». Эта ручка пропала вместе с Герой. То есть Гера взял её с собой. Значит, он прятался в доме в Ненастье.

— Я же догадалась, что Гера прятался в Ненастье, — с тихим укором сказала Танюша. — Владик, скажи мне, где он сейчас?

Владик был на все сто уверен, что Неволин с деньгами в Ненастье и не заглядывал. С таким баблом сидеть на холодной даче, где даже водопровода нет? Ну ща. Неволин зашкерится как‑нибудь покомфортнее.