я, но все мы видели, какую хрень она творит под магией алкоголя, так что нет. Если с глотка виски её уносит, образно выражаясь, отвоёвывать для Путина всю Аляску, то и с бокала вина последствия для Австралии или Канады могут оказаться столь же непредсказуемыми.

В общем и целом посидели мы хорошо. Я уговорил целую бутылку, поскольку нервы и всё такое. «Всё такое» – это чисто мужское правило, если ты купил импортное бухлишко за четыре с половиной тысячи рублей, то оставлять его недопитым просто-таки неприлично! В Питере такого не поймут, вы можете огрести даже от обслуживающего вас же официанта.

Пару испанских бутербродиков мне удалось перехватить. Всю паэлью легко умяла голодная Нонна, а остатки тапас смёл всё тот же скромный чёрный котик под столом. И говорите мне потом, что девушки мало едят? В этом ещё крот из «Дюймовочки» вполне себе логично сомневался.

Мы закончили крепким кофе, и, расплатившись по счёту, я вызвал такси на Университетскую набережную, где, как общеизвестно, и стоят те самые сфинксы, на которых указал несчастный чёрт из Лусона. Не уверен, что и впредь он будет работать в этом месте, так что испанский ресторанчик полностью свободен от нечисти. Рекомендую зайти!

Машину подали минут через пять-шесть, водитель не имел сросшихся бровей, а после недавнего случая маньяки (если таковые и оставались в таксопарках за рулём) старательно избегали нашего общества. По дороге я пересказывал для нашей спутницы историю появления древнеегипетских сфинксов в столице русской империи девятнадцатого века.

Виной всему наполеоновские походы в Каир и охватившая после этого весь цивилизованный мир так называемая египтомания. Мы проходили это ещё в школе по историческому краеведению, а предмет этот в Питере преподают серьёзно.

Итак, два здоровущих сфинкса аж под двадцать три тонны каждый, два получеловека-полузверя, первоначально создавались для украшения храма Аменхотепа Третьего в Фивах. Считается, что обе скульптуры могут иметь внешнее сходство с самим юным фараоном. К нам в Северную столицу они попали благодаря знаменитому писателю и паломнику Андрею Муравьёву, сумевшему убедить государя Николая Первого в необходимости покупки этих прекрасных чудовищ. Желая выглядеть прогрессивным, царь дал денег.

Сфинксы были доставлены морем из Александрии и установлены на Васильевском острове, на гранитном берегу Невы, напротив Академии изящных искусств. Местные сначала их попугивались, но как-то постепенно привыкли, древние скульптуры вдохновляли художников и поэтов, у них назначали свидания, к ним приходили за советами, их даже снимали в кино. Вспомнить хотя бы знаменитый фильм «Невероятные приключения итальянцев в России», там на спине сфинкса уместилось аж пять актёров!

– Но, кстати, они далеко не единственные, – продолжал припоминать я курс обязательного «Петербурговедения». – К примеру, ведь есть ещё чугунные у Каменноостровского моста, четверо каменных у старого фонтана на Пулковском шоссе, ещё на Свердловской набережной, у Строгановского дворца и, разумеется, парочка во дворе Горного института, они самые красивые, с благородными женскими лицами и вот такой вот восхитительной грудью!

Далее я осёкся, потому что Нонна недовольно фыркнула носиком. Понятно, задел за больное. Ну, в смысле не сильно, поскольку там и задевать-то особенно не за что, но…

Ох ты ж чоткий Сотона, как-то повело меня не в ту тему. Я достаточно вовремя заткнулся, а вскоре водитель остановил такси как раз напротив грандиозного здания Академии художеств. Если мне не изменяет память, то это масштабное творение принадлежит одновременно труду аж трёх гениальных архитекторов – Деламота, Кокоринова и Фельтена. Об академии тоже ходит немало мифов и легенд, но сегодня наша цель другая.

– Сфинксы… – уважительно протянула правнучка архангела, задирая голову. – Какие они огромные и старые, а почему у них столько царапин и отбитых мест?

– Это следы от осколков немецких бомб в Великую Отечественную, – ответил я.

– Разве нельзя было их как-то замазать?

– Можно. Но есть вещи, которые нужно помнить. Сербы тоже не реставрируют здания, пострадавшие во время натовских бомбёжек Белграда. Чтобы весь мир видел и помнил.

Она старательно покивала, хотя не факт, что поняла. Для её девичьей памяти это было где-то страшно далеко и жутко давно, но я отлично знал, откуда в российских городах вдруг резко появились сербские ресторанчики с горячей плескавицей и красным вранацем. Ну и югославские ведьмы одно время тоже задавали жёсткого шороху на женских шабашах.

– Фамильяр?

– Хозяин приказал слуге, чтоб встал к ноге? – Мой кот мгновенно вырос в половину роста того же сфинкса, вспрыгнул на спину гранитного изваяния, обнюхал его, в длинном прыжке перелетел на голову второго, осмотрелся, покрасовался перед нами и, приложив лапу к виску, чётко доложил:

– Здесь всё прочитано и ясно. Загадок нет, мы шли напрасно. Рванём назад и в ритме танца устроим самосуд испанцу!

Но я не был так уверен, что чёрт солгал. Хотя бы потому, что на него я вышел благодаря помощи гориллы из «Книжной лавки писателей», а в их конторе работают не те люди, чтоб столь бездарно врать на пустом месте. И в любом случае испанский гитарист отлично знал, кто на него навёл, а значит, вряд ли бы стал дёшево подставляться.

Ведь по факту мне было достаточно сделать один звонок, после чего он был бы выслан из страны или закопан живьём на освящённой земле Александро-Невской лавры. Высокое начальство Гиллы явно не любит шуток, а самоуправство на тёмной стороне карается незамедлительно. Это на светлой вы можете сколько угодно играть в демократию, вас, как максимум, пожурят, но поймут и простят почти всегда. Тьма же не терпит и намёка на непослушание.

– Напомни мне перевод иероглифов на груди «восточного» сфинкса?

– «Царь Верхнего и Нижнего Египта, Небмаатра, сын Ра, Аменхотеп, властитель Фив, возлюбленный Амоном-Ра», – на память продиктовал демон, с заметным неудовольствием переходя на агрессивно презираемую им прозу.

– А здесь, перед лапами?

– «Да живёт бог благой, Небмаатра, наследник Ра, сын Ра, Аменхотеп, властитель Фив, возлюбленный Амоном-Ра».

– Не слишком отличается, – уныло признал я, пока Нонна что-то там выковыривала пальчиком у кисточки хвоста гранитного зверя. – Возможно, речь об анаграмме? Что, если попробовать сложить заглавные буквы каждого слова?

Мы с Фамильяром задумались ровно на минуту, одновременно приходя к одному и тому же выводу: если из двенадцати слов всего три начинаются с гласной, то хренушки какое вменяемое слово мы составим. То есть можно, конечно, поднапрячься и выдать на-гора: вена, рана, вран, цена, вера…

Только что нам это даёт, кроме очередной игры в ассоциации?

«Вран» – это как ворон, а ворон – символ мудрости и посланник смерти. «Рана» есть у Гэндальфа, возможно, чтобы залечить её, должна быть уплачена соответствующая «цена», и очень сильна «вера». Слово «вена» тоже можно приплести при очень уж большом желании, вот только нужно ли? Это