Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Андрея нет ноги ниже колена, повреждена другая. Шутит, смеётся, от помощи отказывается, когда пересаживается в коляску, чтобы ехать на процедуры. Сам из Томска, мобилизованный, а по сути доброволец — не рванул же в Грузию или Армению, первый бой под Невским в конце сентября, крайний — под Сватово две недели назад. Я сказал — последний, но он поправил: крайний.
В палате еще двое — один из Вологды, второй из Забайкалья. Ранения в голову, грудь, руки. Держатся молодцом, не унывают, от помощи отказываются.
В палате чистенько, пришла санитарка, вымыла полы, протёрла подоконник, стулья, тумбочки. Андрей заметил как бы невзначай: два-три раза в день убирают, потому чистота и запаха крови нет. Говорит, что в госпитале второй раз и всегда, начиная от санроты, идеальная чистота и уход, которые в обычных гражданских больницах и не встретить.
Вечером опять заехал в госпиталь — купил форму Дикому: у этого шустрого замкомбата прежняя в крови и простреляна. В коридорах раненые — молчаливые, но не угрюмые, не удрученные, не сломленные. Какой-то свет от них исходил — от глаз, полнящихся болью, от гордой осанки (насколько возможно), от уверенности, от силы внутренней. На таких Россия держится.
3
Знали бы, что Кириенко будет в Шебекино и Таволжанке — поехали бы без опаски, да ещё хозяев взяли бы. Посмеялись: как только клоун, нанюхавшись «кокса», шарится по Херсону и Краматорску — мы не стреляем. Может, и они не будут? Накануне пропустили вояж американцев — часа четыре из-за них молчали укры, пока они город «инспектировали». Теперь вот наши без ущерба для здоровья съездили. А хорошо бы им переселиться в город: гарантия, что стрелять не будут, а там, глядишь, и остальные горожане бы вернулись. А мы как ни поедем, так обязательно под раздачу попадаем.
Просили наши шебекинские коллеги-поэты помочь забрать вещи. Было тихо и относительно пусто. Редкие прохожие, редкие машины, редкие вороны, совсем редкие кошки и… полное отсутствие собак. Только на окраине услышали робкий лай. Разрушения есть, но совсем не такие, как рассказывают. Может, тайну какую раскрываю? Тогда об этом больше не буду. Пожилой мужчина подметал улицу. Сам, никто не просил, сметал битое стекло. Остановился, осмотрелся, вернулся к началу и вновь стал подметать. Сюр: пустынная улица, одинокий человек с самодельным веником, звук сметаемых осколков стекла…
Город патрулируется, и это отрадно. Где ни останавливались, то обязательно появлялись вооруженные люди, интересовались, проверяли, но предельно корректно. Попадавшиеся мужчины (относительно молодые) были одеты в шорты, футболки, майки — сразу бросается в глаза, что под одеждой у них ничего не кроется, да и руки пусты. Кто-то шёл целеустремлённо, кто-то просто любопытствовал или в силу привычки прогуливался. Но большинство сидит по домам, особенно частный сектор: стерегут своё добро.
Просили проведать живность, и если ещё жива — хоть воды дать. Проведали, убедились, что живы, дали — все найденные ёмкости залили, освободили кур из неволи, покормили. Так как вода осталась, то «напоили» цветы — на глазах ожили. Со стороны так просто праздные дачники. Проверили ещё два дома, заехали к нашему товарищу — надо было забрать его и приготовленные вещи. Настолько увлеклись, что отвлеклись от действительности: солнце, тишина, вороны… Почему-то других пернатых не попалось, а только деловито снующие вороны.
Дом, участок, улица, село или город — основа, на которой стоим и которой сила наша полнится. Вырви нас из этой привычной жизни — и куда сила делась, болячки всякие полезли, растерялись. Нельзя народ делать маргиналами, он всё равно к корням своим тянется. Может, стоит как-то продумать хотя бы поездки шебекинцев к своему родному порогу. Нет средств в бюджете — волонтёры будут возить, бесплатно, только решать всё равно придётся. К тому же у многих выехавших есть свой транспорт, надо только наладить учёт и контроль движения. Может быть, ошибаюсь, но мне кажется сложившаяся ситуация не очень разумной. Есть в этом что-то лукавое: вывезли, разместили, накормили и… управились/забыли. Ну а дальше? Жизнь не остановить.
— А дальше чуть уляжется, острота уйдёт, рапорта забудутся, и начнут нас потихоньку выдавливать обратно. Ну не может бюджет дармоедов содержать. Нет такого бюджета.
Мой дружок философ, хотя во многом прав: заставят возвращаться. Выселить весь город даже России не под силу, а тем более области…
4
От войны больше всего страдают дети, женщины и… собаки. Старикам тоже тяжко, да только принимают они свалившуюся беду как-то смиренно и покаянно. У собак психика тоньше оказалась, чем у людей, потому и чувствуют прилёт мины или снаряда загодя, потому и летят они сломя голову в укрытие, потому и разрываются у них сердца от грохота разрывов.
В первый день бросился в Шебекино — надо было вывезти семью друга. У АЗС на 26-м километре со стороны объездной по обочине шли двое — молодой парень и женщина. Наверное, его мама. Шла, согнувшись под тяжестью сумок. Впереди парень: за плечами огромный рюкзак, а на руках… собака. Большая такая, с рыжинкой, красивая. Несёт, прижав к груди, бережно несёт, словно ребёнка, боясь разбудить… Почему на руках? Ранена? Из сил выбилась?
Двое на пустынной дороге — мать и сын и собака на руках. Со стороны города поднимался дым, доносились звуки разрывов, а они шли молча, не торопясь, и парень нёс собаку. На руках. Не бросил, не оставил.
Собаки никогда не предают, это свойственно только людям.
5
Сегодня двадцатое июня. Вернулись из-за ленты. Настроение не очень: что-то сумрачно на душе от увиденного и услышанного. А ещё дорога вымотала так, что сам себе не рад.
Прежде всего свары между минобороны и Е. В. Пригожиным НЕДОПУСТИМЫ. Это ведёт к вооруженной оппозиции олигархата существующей власти и в конечном итоге к развалу государства на враждующие анклавы.
По поводу ликвидации добровольческих формирований и перевода их на контрактную основу с минобороны. Во-первых, никаких добровольческих формирований в природе нынешней России НЕ СУЩЕСТВУЕТ (!). Стихийно возникшие в ЛДНР в 2014-м они были ликвидированы-трансформированы спустя несколько месяцев. Одна из причин — часть из них превратилась в махновскую вольницу, а попросту бандформирования. Судьба командиров этих подразделений — батальонов, бригад — общеизвестна. К тому же самое главное отличие от нынешних «добровольцев» — они