– Выходи, – сказал он.

Черный блокнот упал к ее ногам. Там были записи, которые она планировала набрать завтра на машинке.

– Мне нужно это, – сказала она, стараясь не шевелиться и не моргать. – Пожалуйста, можно я подниму?

Кончик его ножа уткнулся глубже в ямку между челюстью и ухом.

– Не двигаться, – сказал он.

Ободранный башмак отшвырнул блокнот в кучу мусора возле открытой канавы.

– Пожалуйста, – сказала она, – возьми все деньги из сумочки, но отдай мне мой блокнот.

На этот раз нож уткнулся ей в шею.

Она услышала его вздох. Его правая нога подвинула к ней блокнот.

Он нагнулся и отдал ей блокнот, ненадолго убрав нож.

– Спасибо, – сказала она, но он покачал головой и толкнул ее в спину.

– Иди.

В этой части города не было никаких праздничных украшений, только ночное небо слегка окрасилось в оранжевый цвет. По обе стороны дороги темнели мрачные трущобы.

Он вел ее по такой узкой дорожке, что ей пришлось идти впереди него. С одной стороны от них была открытая канализация, от которой воняло мочой, а по другую кучи хлама, обломки велосипедов и нечто похожее на труп животного средней величины, возможно, осла. Проходя мимо, она увидела шерсть и неподвижный глаз.

Напрягая слух, она уловила приглушенные звуки за окнами: крик ребенка, звяканье бутылки, дребезжание музыки. Время от времени он больно толкал ее, бормоча гора (чужестранка) – и грязные ругательства, которые она узнала от уличных мальчишек.

В конце улицы рикша остановился перед узким и высоким домом с крепкой дверью. Окна были закрыты грязными жалюзи; за ними не было огней.

– Пришли, – буркнул он.

Дверь открылась. Чьи-то руки втащили ее в коридор, освещенный масляной лампой. Мягко застучали ноги. Кто-то схватил ее за волосы и, прежде чем она успела закричать, ей в рот засунули тряпку, пропахшую бензином.

Открылась еще одна дверь; ее так резко пихнули в липкий мрак, что она стукнулась головой обо что-то деревянное, стул или подоконник. Падая, она услышала скрежет ножек стула по полу и крик мужчины. Последнее, что она почувствовала, были веревки, которые затянули вокруг ее запястий и шеи, потом удар и темнота с привкусом металла.

Когда Вива пришла в себя, она увидела перед собой мужчину средних лет в расшитой мусульманской шапочке. Он смотрел на нее выпуклыми глазами с желтоватыми белками. От него пахло чесноком.

– Она очнулась, – сообщил он кому-то на хинди.

Ее била дрожь. Она мерзла. Запястья опухли и покраснели в тех местах, где они были туго связаны веревкой. От мешка, наброшенного на ее плечи, пахло коноплей и плесенью.

– Я Анвар Азим, – сообщил мужчина в шапочке.

Это был невысокий, но крепко сложенный мужчина с большим, слегка кривым носом и россыпью золотых зубов и толстыми губами. На нижней губе виднелся большой шрам от давнего пореза. У него был хриплый бас заядлого курильщика. По-английски он говорил хорошо, хоть и холодным тоном.

– Я уже давно хотел встретиться с вами, – сказал он.

Он шумно очистил свои носовые проходы, и этот презрительный жест наполнил ее ужасом. Потом очистил свой рот, сплюнув в медную плевательницу, стоявшую в углу комнаты, и опять бесстрастно посмотрел на Виву.

У нее ужасно болела голова, ей было трудно рассмотреть его лицо либо комнату, в которой ее держали, но она видела, что она маленькая, примерно десять на двенадцать футов, с грязными стенами и рваным ковром. В углу, на столе, засыпанном окурками, стояла кричаще-яркая гипсовая статуя бога Ганеши с головой слона. На шее у него висела гирлянда сухих бархатцев, а в руках красный игрушечный автомобиль.

Он понял, куда она смотрит, и сказал, что это не его комната.

На середине его виска виднелось темно-коричневое пятно правоверного мусульманина, который молился на коленях несколько раз в день.

Вероятно, она потеряла сознание – когда она снова проснулась, на нее смотрел молодой человек с жидкой бородой и приятным, но изрытым оспами лицом. Он лежал на чарпое, стоявшем перед закрытой дверью. Болевой разряд пронесся в ее голове, когда она повернулась и взглянула на него.

– Я хочу пить, – сказала она. – Воды, пожалуйста.

К ее удивлению, он немедленно вскочил.

– Конечно, – сказал он. Взял графин с водой ржавого цвета и налил ей в стакан.

Он поднес стакан к ее губам, и она сделала несколько шумных глотков. Он отвел глаза, словно она вызывала у него отвращение.

– Прошу прощения, – сказал он звучным и четким голосом, – это место немного задрипанное. Я понятия не имею, какие тут требуются санитарные мероприятия.

От неожиданности она раскрыла рот.

– Почему я тут? Что я такого сделала?

– Я не могу вам сказать, – ответил молодой человек. – Это не моя территория корабля. Мистер Азим вернется позже. Тем временем можно перекусить. Вы хотите что-нибудь съесть?

– Я хочу домой, – ответила Вива. – Я не сделала ничего плохого.

Голова болела так сильно, что ее чуть не тошнило. Хотя она и сознавала, что оказалась в опасности, сокрушительная усталость наползла на нее, словно тяжелый туман, и сейчас ей больше всего хотелось лечь и заснуть, а там будь что будет.

Пробудившись опять, она взглянула на окно, где сквозь закрытые деревянные жалюзи в комнату пробивались полоски света. Веревку на ее запястьях развязали, и ее руки бесполезно лежали на коленях. Возле ремешка часов вскочил большой водяной пузырь.

Перед ней стояла толстая женщина в грязном сари и держала поднос, на котором были две лепешки чапати и маленький горшочек супа дхал. В дверях появился бородатый парень с утонченным английским произношением, который говорил с ней накануне вечером. Он сказал что-то резкое женщине, и та взяла под мышку статую Ганеши и унесла с собой.

Вива не была голодна, но принудила себя поесть, надеясь, что после этого прояснится ее сознание. Пока она ела, ее слух напрягался, пытаясь расслышать что-либо, что могло бы ей помочь: она слышала, как звякнуло на улице ведро, захлопнулась дверь, пророкотала повозка, закричала птица.

Она взглянула на часы – восемь тридцать пять утра. Ее наверняка уже хватились в приюте. Дейзи вчера ждала ее к себе на вечеринку, она ее не оставит в беде. Но потом Вива расстроилась. Если сегодня среда, а она была почти уверена, что среда, то утром у Дейзи занятия в университете, а остальные могут подумать, что Вива осталась у нее. Да и вообще, как они найдут ее здесь? В комнате, которая находится неизвестно где.

Пока Вива ела, парень устроился на чарпое и смотрел на нее. Возле него на матрасе лежали пистолет и два страшных ножа.