— Это очень важно, Кьюрик.

— Ты что, издеваешься?

— Да нет же, я серьезен, как никогда. Эшанд в юностибыл пастухом и приходил в бешенство, когда кто-то проезжал через его стадо.Когда он пришел к власти, он заявил, что Богом ему открыто, будто овца —священное животное, и что каждый должен уступать ей дорогу.

— Бред какой-то, Спархок! — возмутился Кьюрик.

— Конечно, но здесь это закон.

— Странно, как откровения эленийского Бога всегдасовпадают с суевериями его пророков, — прошептала Сефрения.

— Они хоть что-то делают как нормальные люди? —поинтересовался Кьюрик.

— Не многое.

С заходом солнца одноглазый капитан пришвартовал своюшаланду и вместе с командой расстелил соломенную циновку на корме. Спархокподнялся, вышел на середину суденышка и положил руку на шею Фарэна.

— Будь настороже, — шепнул он на ухо своемуконю. — Если кто вздумает бродить тут, дай мне знать.

Фарэн оскалил зубы и повернулся мордой к корме. Спархокодобрительно похлопал его по крупу и отправился обратно на нос.

Он, Сефрения и Кьюрик поужинали хлебом и сыром и расстелилисвои одеяла на палубе.

— Спархок, — позвал Кьюрик, когда они улеглись.

— Да, Кьюрик.

— Я тут кое-что подумал. Много людей входит и выходитиз Дабоура?

— Обычно да. Когда Эрашам в городе, туда стекаетсямножество паломников.

— Вот я и думаю, может нам будет лучше выйти из лодкигде-то за лигу от Дабоура и пристать к какой-нибудь кучке пилигримов.

— Ты успеваешь подумать обо всем, Кьюрик.

— За это ты меня и держишь, Спархок. Рыцарям ведьнекогда бывает подумать о простых вещах, вот тут-то их и выручают оруженосцы.

— Я ценю это, Кьюрик.

— Нет, нет. Не стоит благодарности.

Ночь прошла без событий. На рассвете матросы отвязалишаланду, и лодка поплыла дальше вверх по реке. Утром этого дня они проплылимимо приречного городка Кодл. По реке между ним и Дабоуром сновало множествосуденышек, движение было не особенно организованно, и лодки то и делосталкивались, и тогда над рекой повисали истошные вопли и ругань матросов.

В полдень четвертого дня путешествия Спархок отправился накорму поговорить с хозяином судна.

— Мы уже близко от города? — спросил он.

— Осталось лиг пять, — ответил капитан, с силойворочая румпель, чтобы избежать столкновения с двумя встречными лодками. —Паршивый выродок трехногого осла! — закричал он рулевому на одной из них.

— Чтоб твоей матери обрасти бородавками! — неостался в долгу тот.

— Я хочу сойти на берег до того, как мы войдем в город.Мы хотим немного осмотреться перед тем как встретиться с последователямиЭрашама.

— Тут ты прав. Да я и чувствую, что вы сюда не с добромприехали, а я не хочу ввязываться ни в какие истории.

— Вот и хорошо, мы оба будем довольны.

Через некоторое время капитан подвел шаланду к берегу.

— Ну вот, — сказал он, — это самое близкое кгороду место, куда я могу вас доставить. Дальше берег становится болотистым.

— А далеко отсюда до Дабоура?

— Мили четыре, может пять.

— Ну что ж, путь не дальний.

Матросы перекинули с борта на песчаный берег мостки иСпархок со своими спутниками свели лошадей и мула с шаланды. Как только ониоказались на берегу, матросы втащили трап на борт и оттолкнули лодку от берега.Капитан вывел лодку на середину реки и суденышко поплыло вниз по реке.

— Тебе не полегчало? — спросил он Сефрению, лицокоторой все еще не покинула печаль смертельной усталости, и только круги подглазами стали поменьше.

— Я чувствую себя прекрасно, Спархок, — заверилаона его.

— А если мы потеряем еще нескольких братьев, тебе,наверно, будет совсем туго?

— Точно сказать не могу, я еще ни разу не была в такойситуации. Но давай-ка поскорее отправимся в Дабоур и попробуем поговорить сдоктором Тэньином.

Они продрались сквозь прибрежный кустарник и вскоре выехалина идущую вдоль берега дорогу на Дабоур. На ней были и другие путешественники,по большей части завернутые в черные плащи кочевники, в чьих глазах горелибезумные огоньки. Однажды им пришлось уступить дорогу отаре овец. Пастухи,восседавшие на мулах, поглядывали на них высокомерно, стараясь со своим стадомзанять всю ширину пути. Видно было, что они настороженно ожидают, что кто-тобудет чинить им препятствия.

— Я не слишком люблю овец, — заметилКьюрик, — а уж пастухов еще меньше.

— Не вздумай показать это, — посоветовал емуСпархок.

— Однако они поедают кучу баранины?

Спархок кивнул.

— А это не святотатство — забивать и есть священноеживотное?

— Последовательность не присуща рендорскому строюмысли.

Когда овцы наконец прошли, Флейта поднесла к губам свирель иизвлекла из нее несколько визгливых нот. У нескольких овец в глазах вспыхнулонеистовое пламя, они дико забрыкались и припустили в сторону от дороги впустыню. Пастухи всполошились и, нахлестывая мулов, кинулись за ними в погоню.

— Перестань, — сказала Сефрения Флейте.

— Ты знаешь, случилось как раз то, о чем я перед этимподумал, — с удивлением проговорил Кьюрик.

— А я совсем не удивлен, — ответил Спархок.

— Мне и правда очень нравится эта малышка, —широко ухмыльнулся оруженосец.

Они присоединились к толпе пилигримов, направляющихся по дорогев Дабоур. Наконец за очередным плавно изогнутым гребнем холма перед нимиоткрылся Дабоур. Город состоял из обычных рендорских беленых глинобитныхдомишек, тесно жмущихся едва ли не на головах друг у друга поближе к реке, авокруг города раскинулось целое море черных палаток кочевников.

Спархок, прикрыв рукой от солнца глаза, осмотрел город.

— Загоны для скота, идущего на продажу, находятсягде-то на восточной окраине, — сказал он. — Где-то там мы сможемнайти Перрейна.