Вы, конечно, станете со мной спорить, как спорил и ваш муж, доказывать, что вы прекрасно справлялись и без меня. Растили кукурузу и пшеницу да детей хоронили, когда они от теплового удара умирали.

Но до меня здесь и в помине не было aguaje, где любой путник может своих лошадей напоить. До меня здесь и настоящей дороги не было, и почтальона, и шерифа. Не было и никакой Ассоциации скотоводов. Во Флэгстаффе никому, черт побери, и дела не было до того, чтобы о соблюдении закона в этих местах позаботиться. Люди вовсю крали и клеймили чужой скот, а некоторые ни с того ни с сего с утесов в пропасти срывались, и все это называлось одинаково: «несчастный случай».

До меня здешние места казались страшно далекими от морского побережья.

Сюда никогда бы не провели железную дорогу, если б не возникла потребность отправлять местный скот в Чикаго. Так что если я говорю, что для этого святого дела предназначен именно Эш-Ривер, значит, так тому и быть. Ибо, если сюда и проложат железную дорогу, так с моего благословения и на мои деньги, а поедут по ней мои бычки.

Когда газета «Финикс сан» прислала сюда мальчишку-репортера, чтобы он сделал материал о людях, оказавшихся способными возродить жизнь в этой долине, он отыскал именно меня. И именно меня они утвердили. А когда они спросили, что заставило меня выбрать такое место, я сказал правду: да, я знал, что восемь месяцев в году эти места выглядят как страшный ожог на лице земли, и это непременно отпугнет всех, кроме самых настоящих, самых крепких и достойных людей. Вот что было мне по душе, ведь люди, окружавшие меня, и впрямь оказались самыми лучшими, самыми стойкими, крещенными собственными потом и кровью. И мы разделим нашу грядущую победу на всех, ибо этим людям тоже пришлось нелегко, многие потеряли не только конечности, но и любимых людей, а кое-кто даже оказался на грани безумия. Однако все они тоже справились с самыми жестокими испытаниями, каким только может быть подвергнута человеческая душа, и мы вместе вели сражение за жизнь, хотя, может, никогда об этом ни слова друг другу и не говорили. Не было в том необходимости. Ведь достаточно порой посмотреть человеку в глаза – и сразу все поймешь. Англичанин. Негр. Славянин. Мексиканец. Для меня все это никакого значения не имеет. Мы знали, чего стоит сделать эти места своим домом, и всегда были готовы протянуть друг другу руку помощи.

Но в таком деле без разногласий не обходится. Без этого никак невозможно, люди ведь прирастают к месту, цепляются за ту долину, что на кон поставлена. Однако ничего нельзя добиться, если каждый распроклятый собственник клочка земли считает себя вправе повернуть вспять течение реки или ручья, построить ограду, а то и пастбище перегородить просто потому, что ему так нравится. Ничего нельзя добиться, если одна из сторон всякого бедняка считаает святым, а любого поганого «растлера», ворующего скот, – своим другом.

Ничего нельзя добиться, если Эммет Ларк называет меня «лайми» и «саквояжником», потому что так ему проще убедить всех, что именно я веду себя неправильно, хотя я всего лишь требую соблюдения закона и даю отпор попрошайкам.

Ничего нельзя добиться, если Десма Руис будет по-прежнему отстаивать свое «старшинство», а вы будете по-прежнему цепляться за свой домишко, потому что вас не устраивает – нет, нет, спасибо вам большое – переезд в Эш-Ривер, находящийся всего в тридцати пяти милях отсюда.

Я безумно люблю эту землю, это небо и эти реки. Все это принадлежит мне точно так же, как и вам, и никакая ограда, которую вы построите, и никакое письмо, которое вы напишете в Вашингтон, не заставят меня, поджав хвост, отсюда убраться. Это мой труд вдохнул жизнь в эти места. И будь я проклят, если спокойно позволю вам утверждать, что эта земля – не моя родина, что я не имею к ней никакого отношения!

Но вы ведь тоже мать. И если бы когда-то цыганка пообещала вам, что ваш сын непременно будет королем, даже вы, по-моему, стали бы на это надеяться и всей душой желать, чтобы предсказание сбылось.

И даже теперь, стоит мне вспомнить свою мать и представить себе, как она разворачивает только что полученную газету «Финикс сан» и видит, что там написано: «Меррион Крейс – король скотоводов округа Картер», я готов заплакать.

Возможно, поэтому я и решил сегодня вечером сам зайти к вам, миссис Ларк, вместо того чтобы послать сюда своих людей, хотя, по мнению некоторых, именно так мне и следовало поступить.

Дайте мне ваши руки, миссис Ларк. Не беспокойтесь, шериф Харлан возражать не станет. Его сердце только подбодрит этакий небольшой укол ревности. Дайте же мне ваши руки. Господи, что случилось с вашими пальцами! Такое ощущение, словно вас заживо похоронили и вы пытались выбраться из могилы. Вам было очень больно? Что подумает о нас доктор – как можно не обращать внимания на ваши изуродованные пальцы и возиться с этим шерифом, который ежится и вертится от боли, хотя у него всего лишь нога сломана?

Миссис Ларк. Нора. Я еще раз прошу вас учесть: я явился сюда лично, без помощников, без адвокатов, без охранников и представителей закона, потому что вы настоящая мать и вам, несомненно, дорога каждая косточка ваших сыновей. Они оба еще очень молоды, и у них самих, безусловно, есть все шансы стать королями.

Беда, случившаяся сегодня утром, не должна погубить эти шансы. Если честно, я бы предпочел обратное. Я бы предпочел воспринимать случившееся сегодня утром как некое проявление нашего дружеского соперничества, просто слегка вышедшего из берегов. Так давайте же вместе посмотрим, как оно впитается в землю и исчезнет.

И вот что я хочу в связи с этим предложить: я бы хотел заключить с вами договор. Предложить вам ощутимую помощь в тех тяготах, которые сейчас на вас свалились, в надежде на то, что мы пожмем друг другу руки.

Мое внимание привлекло то, что долги вашего мужа, связанные с выпуском газеты «Страж Амарго», весьма значительны. Баш на баш, как уже было сказано. Я понимаю, что вы потратили весьма значительные средства, чтобы сделать в типографии хороший ремонт. С вашего благословения, я бы с удовольствием раз и навсегда решил этот вопрос прямо сегодня вечером. Выплатив вам, скажем, три тысячи долларов.

Реальная стоимость самого печатного станка для меня, черт побери, никакого значения не имеет – я уверен, что баланс со временем можно будет восстановить.

Я делаю вам это предложение на том условии, что вы дадите своему «Стражу» возможность немного отдохнуть. Для этого вам не нужно будет ни передавать газету моим людям, ни уничтожать ее, ни переносить редакцию куда-то из нынешнего помещения. Напротив. Меня наилучшим образом устроило бы, если бы вы просто пересмотрели ориентацию вашей газеты и стали использовать ее в качестве инструмента для публикации различных объявлений и рекламы. А возможно, когда-нибудь и книг.

Собственно, там можно было бы публиковать все что угодно, кроме так называемых новостей. Это лучше оставить более подготовленным людям из Эш-Ривер, которые, кстати, в своей газете публикуют более правдивые новости.

Считайте это неким даром свободы, если угодно, что вполне соответствует нашей великой традиции: заметьте, я не покупаю ваше издательство, а освобождаю его от связи с газетенкой «Страж Амарго». Пусть ваша новая газета займется чем-то более приятным и не столь обременительным и перестанет распространять обо мне лживые сплетни, сбивая добрых жителей Амарго с пути прогресса, ведущего к лучшему будущему.