Седрик до конца так и не понял, что Гарри сделал, но Гарри обещал, что с этого дня никаких нападений не будет, а зомби хоть и останутся, станут совершенно безвредными.

— Мне бы понадобилась ещё и твоя помощь. Твоя сила неплохо бы нашла применение в истреблении демонов, а может ты бы смог вообще подчинить их своей воле и увести из моего мира.

Он то и дело почёсывал руку, поглядывая на своё кольцо. Иногда Гарри кривился.

— Если всё будет хорошо, то я к тебе смогу попасть через месяца три, — честно ответил Седрик.

Маг задрал голову в небо, выдав:

— Два дня значит. Договорились! — он протянул руку.

— О чём договорились? А награда?

— Практика — лучшая награда, — хохотнул он.

И тут Седрик понял, что в этом вопросе Гарри был прав. Седрик пожал руку.

— Пойдём порвём демонов втроём. Я, ты и Леголас. И никто больше не нужен, — развеселился Гарри, похлопывая императора Шияра по плечу и отправился к пиктограмме.

— Отвернись, — приказал Седрик Марьяне.

Та глянула на него волком, надулась и пошла прочь, а в очередь уже строились люди в алых балахонах. Он давно смирился, что чужие смерти будут платой за его бессмертие.

Гарри

Я очень надеялся, что Наяхши Хава меня не подведёт. Так же я надеялся на свою репутацию. А больше всего надеялся на то, что Наяхши Хава не ошибся, называя меня Эйвенстаэлем. Если я действительно Эйвенстаэль, то Нода не просто понравившаяся полуэльфийка. Ведь она не просто кто-то там, а Нода Эйвенстаэль. Эти мысли у меня крутились в голове и мне хотелось побыстрее домой, тем более что кольцо просто разрывалось.

Разве могло что-то произойти за два часа, что в лучше случае прошли в моём мире? В Безымянном должна была быть глубокая ночь, я должен был успеть в трактир и завтра готовить план по контрнаступлению, расселяя новых бойцов, нервничавших перед путешествием.

Конечно, что-то могло пойти не так: портал не сработать, меня выкинуть абы куда, оставить без техники, ребят перемолоть в кашу. Но причём здесь кольцо? Почему я иногда будто бы слышу голос Леголаса?

Ох, лишь бы пиктограмма выдержала и никто не накосячил.

Я встал в середину, между двух гудящих машин с ящиком мин, двумя экипажами и запасом топлива. Если бы я верил в кого-нибудь, я бы даже помолился, но, когда ты и есть бог, верить остаётся только в себя.

Последний принёсший себя в жертву упал, истекая кровью. Портал схлопнулся, протянул меня на пузе по астралу и выкинул на траву. Я слышал как кого-то вырвало, машины заглохли, солнце ударило в глаза.

Солнце?

Я оглянулся, оказавшись на памятной поляне, только что-то тут было не так.

Встав я, с несфокусировавшимся зрением, видел мясо — перемололо шиярцев? Нет, они за спиной, в машине.

Зрение сфокусировалось и перед взором я увидел ребёнка с перекошенным лицом. Он жался к матери с отрезанной ногой и перерезанной шеей. Отец семейства лежал на животе, куртка его была залита кровью.

Тарахтел двигатель лежащего на боку грузовичка. Эти шины, этот кузов, эту кабину я ни с чем не спутаю. Я пошёл дальше.

Лёгкий ветерок колыхал молодую сочную траву. Солнце уже заходило.

Обогнув машину, я нашёл ещё четыре трупа. Среди них маленькая девочка, смотрящая стеклянным взглядом в небо. Рядом с ней лежал мой механик в луже крови, натёкшей из обрубка руки, отрезанной от самой подмышки и до ключицы. Бледный, со стеклянными округлившимися от страха глазами. В нескольких метрах от него лежало обезображенное тело Валькры, так и не доехавшей до Луанны и не познавшей счастья материнства. С необычайной точностью, всё как в видении показанного мне будущего: срезанный череп начиная с левой части макушки и заканчивая правым ухом. Она одной рукой держалась за живот, словно спасая не себя, а нерождённого ребёнка. Во второй руке был пистолет.

Почему сейчас день? Почему время вдруг изменило свой ход? Почему меня не дождались, не послушались?

Почему я не смог снова ничего изменить?

Глава 19. В клетке со зверем

Этир Губий

Чёрный отлучился по делам и теперь Губий сидел один.

Он не знал, что должно было произойти в деталях, да это было и неважно. Ему было невдомёк, что он сейчас здесь делает, когда где-то там, в Варде, его ждут совершенно другие дела. Требующие неотлагательного вмешательства. И Безымянный это знает, не может не знать, но при этом приказ остаётся прежним.

В Порядке огромное множество миров. Некоторые из них пустоваты, а аэльи в них не представляют из себя ничего особенного. Бывают миры, где спят древние силы, зарыты древние артефакты, проложены тайные тропы к тайным и таинственным знаниям. Есть миры катастрофической важности, объединённые между собой артефактами, и соединённые в нерушимую стену, делящую астрал на две части. А есть Безымянный мир — один из множества, совершенно ничем не примечаемый, кроме того, что здесь шла игра, что была так важна их господину Безымянному.

Система заклинаний сработала, но некто, кто знал, что из этого места путь закрыт, послал весточку, на которую Этир ответил, вставая и стряхивая с себя пыль. Он ждал гостя, позволив ему войти.

Из тьмы межреальности показался рослый плечистый зеленокожий в тяжёлых доспехах и с двумя топорами на поясе. На пальце его было кольцо с камнем, одно из ключей к миру.

— Великий надзиратель, я пришёл говорить с тобой не от своего имени, а от имени всего народа орков Безымянного. Моё же имя Хорг. Не возвышай меня, пусть в твоих глазах я буду лишь глашатай.

— Говори тогда, Хорг.

Этир прекрасно знал, кто перед ним, и в чистом поле не хотел бы с ним лбом столкнуться.

— Зеленокожим Безымянного тесно и душно взаперти этого мира. Здесь свои законы, свои порядки. Балом правит хитрость и ловкость, а не честь и сила. Такое моему народу не по душе. Позволь нам уйти.

— Я вижу, что ты принял правила игры. Чего же тогда собираешься их нарушить? — кивнул Этир в сторону кольца на пальце.

— Оно не имеет абсолютно никакой ценности для меня, ибо я иной природы, — туманно отозвался Хорг Ришт, повелитель пустынных орков, и в подтверждение стянул кольцо с пальца, повертел в руках и надел обратно.

Посреди разговора прилетел ещё один вестник. Этир задумался, и впустил ещё одного, но растянул его путь, чтобы эти двое не встретились и разговоров друг друга не подслушали.

— Моя воля здесь не