Ему свою покорность. Краткосрочное обоготворение представляло собой тяжкую обязанность, которую следовало взять на себя этому английскому мореплавателю, временное, фиктивное, но при этом жизненно необходимое решение, позволяющее перенести любовь и привязанность с неправильного на истинный объект. «Мы в душе стонали, видя, какой властью раньше обладал Сатана, обольщая души, такие невинные, но доходившие до безумия в своем поклонении идолам». Англичане пытались их отучать: когда мивоки тянулись к ним агрессивными жестами поклонения или в знак поклонения махали руками, британцы их решительно осаждали, «энергично отдергивая собственные руки от всего этого безумия». А аборигенам при этом показывали руками на небо, дабы воззвать «к истинному Богу, которому им надо служить». Но все их попытки направить религиозный пыл мивоков в нужное русло успеха не принесли, потому как стоило англичанам отпустить руки, как индейцы тут же напористо тянули их к своей земной цели. Когда же объект их поклонения уходил в шатер, аборигены и дальше «с яростным неистовством искали» своего Дрейка.

Когда пять недель спустя англичанам пришло время отправляться в своем путешествии дальше, Дрейк установил деревянный столб, чтобы все, кто прибудет сюда после него, – в особенности испанцы, – знали, что данная территория принадлежит английской короне. А потом прибил к нему монету с профилем ее величества и медную табличку с высеченной на ней надписью «Король и народ по собственной воле вверили всю провинцию и их королевство в руки Ее Величества». Этот край, ставший первой английской колонией в Америке, он нарек Новым Альбионом. «Узнав о скором отплытии англичан, мивоки были безутешны», – писал Флетчер. Одолеваемые печалью, индейцы посчитали себя «изгоями, которых собрались бросить их боги», и разразились слезами. «Последним англичане увидели, как на холме вокруг жертвенного костра собралось целое племя, умолявшее богов вернуть обратно на землю рай», – говорится в «Морских псах королевы Елизаветы». На одной из карт Нового Альбиона, датированной 1595 годом, содержится такая латинская надпись: «Разрывая тела молодых козлят на части и неоднократно осуществляя на вершинах гор другие жертвоприношения, обитатели Нового Альбиона оплакивали потерю Дрейка, к тому времени коронованного уже дважды».

В 1596 году Дрейк умер на рейде в виду побережья Панамы и нашел последнее упокоение в море в свинцовом гробу. В том же году его увековечил в своей поэме длиной с целую книгу двадцатилетний оксфордский студент Чарльз Фитц-Джеффри. Размахнувшись на сотню с лишним страниц, увлеченный его личностью Фитц-Джеффри (4) породил языческий панегирик, в своем мистицизме способный потягаться с культом поклонения мивоков: Будь благочестив к прославленному Дрейку. / И причисли его к сонму святых. / Пусть будет он богом моря вместо Нептуна. Вскорости пошла гулять легенда, что, если Англии когда-либо понадобится спаситель, способный прийти ей на помощь, достаточно будет лишь ударить в барабан, который Дрейк постоянно брал с собой в путешествия, и мореплаватель воскреснет, восстав из своей могилы на океанском дне, где бы она ни находилась.

Могила? Да нет, не могила, а пенные волны Нептуна!

Волны? Да нет, не волны, а перекатывающиеся валы моря!

Море? Да нет, не море, а священная гробница его чести!

Гробница? Да нет, не гробница, а вечное упокоение его праха!

Праха? Да нет, не праха, а останков, которые не могут прийтись по душе!

Как ни назови захоронение, где лежит достопочтенный Дрейк,

В этом святилище погребено божество.

…И впредь больше не поклоняйтесь вашей

Карпатской королеве, как Венере,

А приносите жертвы героическому Дрейку,

Во искупление былых грехов,

Воздвигайте статуи повсюду,

Где ступала его нога,

Сделайте Дрейка своим святым,

Пусть храм станет ему надгробием,

Станьте сами в нем священниками

И принесите в жертву свой стих.

Дрейк был «драконом Англии, его подлинной горлицей, – писал Фитц-Джеффри, – оперенным змеем, от которого в страхе бежал злейший враг в лице Испании». От одного присутствия этого английского моряка даже испанские реки и те в панике выходили из берегов либо спешно мелели от стыда:

Эбро, река в Кантабрии,

С истоком у Юлиобриги,

То и дело желая уйти обратно в землю,

Трижды пряталась, и тогда ее нельзя было найти,

И трижды выходила из берегов, затопляя все вокруг,

Услышав о прибытии победоносного Дрейка,

Бедная, трусливая река не знала,

Куда направить свои воды.

* * *

Моряки взяли курс на «женский сосок». В 1595 году европейские мореплаватели вернулись в район, который Колумб считал потерянным раем, – выступ на поверхности земли в виде груди неподалеку от нынешней Венесуэлы. Двигаясь по лабиринту рек бассейна Ориноко, сэр Уолтер Рэли наблюдал на своем пути армадилл, игуан, птиц всевозможных окрасок и людей с разрисованными лицами, живших в домах на сваях. Пытаясь выйти к сказочному Эльдорадо, Рэли обнаружил, что их там уже опередили испанские боги. В 1596 году в своем труде под названием «Открытие огромной, богатой и прекрасной Гвианской империи» (5) он писал, что с ними не желал говорить ни один туземец, потому что испанцы, успевшие там побывать, «убедили всех, что мы каннибалы, пожирающие себе подобных». Английские исследователи щедро одарили настороженных аборигенов мясом, отнюдь не человечиной, и преподнесли много чего «редкого и странного, – сообщал Рэли, – после чего те начали понимать, что испанцы их обманули, преследуя свои собственные цели». Когда англичане завоевали их доверие, индейцы поведали им великое множество историй о кастильской жестокости, в которой особо отличился Антонио де Беррио – исследователь, которого Рэли, искавший золото, считал своим главным конкурентом на этом поприще. Они рассказали, как Беррио обращал старых индейских вождей с Ориноко в рабов, заковывал их в кандалы, «жарил на огне бекон и лил с него на их нагие тела раскаленное масло, равно как и подвергал другим пыткам». Они горестно сокрушались, описывая, как испанцы насиловали их жен и дочерей. По утверждениям Рэли, праведные англичане были полны решимости отмежеваться от всех этих злодейств и пальцем не трогать местных женщин, хотя многие из них, «совсем юные и привлекательные… бесхитростно расхаживали среди нас совершенно нагие», причем безо всякого стыда.

Два противоборствующих божества, испанское и английское, сражались за власть в Новом Свете. Стараясь привлечь индейцев на сторону английской короны, Рэли поведал им о совершенно ином божестве – Астрее, Глориане (6), Непорочной королеве. Ее можно было увидеть в луне и в созвездии Девы, она была самим воплощением мира и добродетели, и, как предсказывал в своей четвертой эклоге Вергилий, Iam redit et virgo, redeunt Saturnia regna («Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство»). Иными словами, возвращение непорочной девы возвещало о наступлении нового золотого века. Благодаря королеве Елизавете, принесшей с собой справедливость и добродетель, давно изгнанные с земли, пророчество действительно сбылось. Священней остальных в своей добродетели. / Богоподобна в величественном могуществе, – восхвалял ее в своей «Королеве фей» Эдмунд Спенсер. У нее было два тела, одно