– «Мы дни за днями шепчем: «Завтра, завтра»!»

Я делаю снимок и отправляю его Долл с припиской: «Скучаю по тебе!»

В кафе я сижу под увитым виноградом навесом, пью минеральную воду с газом. Я ем спагетти al pomodoro без базилика, смотрю на Флоренцию, которая кажется издалека игрушечным городом, как фон на рисунке Леонардо.

ГУС

Шеф учит меня готовить телятину под соусом из тунца – vitello tonnato. Я ни разу не пробовал это блюдо. Я не очень люблю телятину и тунца, даже по отдельности, а уж вместе сложно и представить, что может получиться. Шеф уверяет, что если точно следовать его рецепту, то получится отлично.

Сначала надо запечь телячий окорок или лопатку так, чтобы мясо пропеклось, но не было сухим. Потом мясо надо оставить «отдохнуть» и остыть, потому что блюдо подается холодным. Затем я делаю майонез из яичных желтков, лимонного сока и оливкового масла, добавляю туда мелко порубленные каперсы, щепотку измельченного кервеля и ростки чеснока из нашего огорода. После туда кладу несколько измельченных в пасту анчоусов и банку мелко рубленного консервированного тунца, предварительно слив из него сок. Остывшую запеченную телятину нарезаю на электрической резке, раскладываю тонкие кусочки и заливаю их сверху майонезным соусом. Выглядит странно, но на вкус – божественно.

– Perfetto! – говорит шеф, одобрительно кивая.

Курт, который сегодня отвечал за пасту и десерт, отчистил кухню гораздо быстрее и лучше меня, так что к трем часам оказалось, что у меня масса свободного времени до ужина.

В бассейне людно, а загорать с моей кожей невозможно. Так что я решаю обследовать местность на арендованной машине.

Первый же указатель сообщает, что до Флоренции всего пятьдесят километров, так что я съезжаю на шоссе и через сорок минут оказываюсь в неприглядных городских окраинах. По указателям я добираюсь до парковки на Пьяццале-Микеланджело. Пока мой «Фиат Панда» карабкается по извилистой дороге в гору, я начинаю узнавать местность.

Жара ударяет в лицо сразу же, как только я открываю дверь машины, охлажденной кондиционером. Я выхожу на самую красивую в мире парковку. Вид Дуомо на фоне синего неба настолько похож на открытку, что кажется нереальным. Я направляюсь к сувенирным лоткам, щедро разложившим футболки и пластиковые копии статуи Давида, покупаю бутылку солнцезащитного крема с фактором пятьдесят и карту. Хотя понимаю, что карта мне не нужна, я и так вижу живописный маршрут, по которому я бегал сюда из центра, когда был тут в последний раз.

Сначала путь пролегал по тенистой главной дороге, кажется, там должны быть ступеньки, ведущие к той изящной церкви, которую я увидел из бассейна на крыше нашего отеля много лет назад.

ТЕСС

Где-то тут должен останавливаться автобус до Сан-Миниато-аль-Монте, но люди показывают мне разные направления, или я просто не могу понять, что они мне говорят. Так что я решаю сделать то, что сделала бы Долл, окажись она в такой ситуации: я беру такси. Дорога виляет через обычные, ничем не примечательные городские окраины, потом идет вверх по заросшему лесом холму, где тут и там между деревьев выглядывают редкие элегантные виллы, стоящие в стороне от людных улиц исторического центра. Такси высаживает меня у подножия лестницы, ведущей к церкви. Я единственная, кто решился подняться по ступеням в разгар жаркого дня. Мне пришлось дважды сделать передышку, но я не позволяю себе оглянуться назад, пока не поднимусь на самый верх.

Вид сверху настолько восхищает, что выступают слезы, так же как в тот день, когда я впервые здесь побывала. Не знаю, отчего я могла плакать тогда. Вся жизнь была у меня впереди, не омраченная тем, что случилось позже. Помню, я подумала тогда, что было бы здорово тут венчаться, что, в общем-то, не похоже на меня – я никогда не мечтала о замужестве и белом платье.

После яркого солнца внутри церкви кажется так темно, что какое-то время я ничего не вижу. Даже сняв шляпу и сдвинув на лоб очки, я не сразу начинаю различать предметы. Я иду по ступеням к алтарю, явственно слыша, как неприлично громко шлепают в церкви мои вьетнамки, опускаю евро в автомат, который включает освещение в аспиде, заливая ее золотистым светом.

Глядя на огромное осуждающее лицо Иисуса, я чувствую потребность извиниться перед Ним.

– Дело не в том, что я не верю в Тебя, – тихо говорю я Ему. – Дело в том, что мне не нравится Церковь. И, если честно, думаю, Тебе бы она тоже не понравилась, если бы Ты жил в наше время.

Свет выключается с резким щелчком, наводя меня на неправедные мысли.

Но потом, после короткой паузы, снова загорается. Я оборачиваюсь.

Высокий парень из «Виллы Винчиана» стоит рядом с автоматом. В золотистом освещении его волосы кажутся янтарными.

Пару секунд мы смотрим друг на друга, а потом разом восклицаем:

– Так это ты!

– Я так и знала, что где-то уже тебя видела! – кричу я. – Ты был здесь в тот день, когда я узнала, что поступила в университет!

– Ты была здесь, и потом я видел тебя на Понте-Веккьо! – говорит он.

– Тогда ты снял на камеру меня и Долл. Мы как раз вчера вспоминали тот снимок!

– Ты рассказала мне про джелатерию на Виа-дей-Нери, – говорит он.

– Правда?

Из дальних уголков памяти всплывает картинка. Мы шли на поезд до Парижа, и я увидела его, стоявшего в очереди за дорогущим мороженым возле моста. Не знаю, что на меня тогда нашло. И Долл еще сказала: «Ну ты даешь!», потому что обычно это она флиртовала с незнакомцами.

– А ты ходил туда? – спросила я.

Странно вести такие разговоры в церкви.

– Два раза, – отвечает он.

Свет снова гаснет. Он опять бросает монетку. Мы стоим рядом и смотрим с благоговением на строгое лицо Иисуса. И вдруг он говорит:

– Как думаешь, она еще там?

– Что?

– Джелатерия.

ГУС

Мраморная терраса после приглушенного света в церкви ослепляет своей белизной.

Моя спутница идет к балюстраде и облокачивается на нее, мечтательно глядя вдаль. Она очень задумчива.

– Когда я была здесь в прошлый раз, – тихо говорит она, – я пообещала себе, что обязательно вернусь. Я была в этом уверена, знаешь, так бывает, когда тебе восемнадцать.

– Я тоже себе это пообещал, – признался я. – Тогда я подумал, что среди такой красоты невозможно быть несчастным.

Она поворачивается и улыбается, и мне хочется откинуть все условности и просто сказать ей, как она красива сейчас, но вместо этого я только и могу выдавить из себя:

– Готова?

Мрамор гладкий и скользкий. Я предлагаю ей руку, и мы спускаемся вместе, я держу ее аккуратно, стараясь не давить на ладонь, заклеенную пластырем.

– Упала вчера, – говорит она, и ее вьетнамки громко шлепают по каждой ступеньке.