Примерно тогда в их коттедж пришел человек и попросил о встрече. Человек, который должен был изменить их жизнь. В последний раз.

Бойкотт запретил торжественные приемы Сиеда, которые проводились четыре раза в неделю на веранде, но его посетителей пускали, после того как их осматривала стража наваба. Было семь часов вечера, но жара, стоящая в июне, все еще давила густыми волнами, и индийские равнины — люди, скот, растения — задыхались. Несколько недель туман пыли висел над Джагдевпуром, и даже птиц — воробьев, майн, ворон, длиннохвостых попугаев — можно было услышать только на самом рассвете и в последние минуты заката. Если отважиться пройти по пыльным тропам округи, то можно было увидеть туши скота, лежащие на потрескавшейся от жары земле полей, а мрачные хищники закусывали их останками

Крестьяне — и любой, кто работал под открытым небом, — просыпались в четыре часа утра и возвращались в свои хижины к восьми. Те, кому приходилось путешествовать, передвигались ночью и прятались в тени днем. Словно один гигантский глаз, миллионы людей смотрели на горизонт в ожидании темноты.

Каждый день метеорологи наваба строили догадки относительно начала сезона дождей и ошибались. Но благодаря Бойкотту сам наваб был спокоен. Оба его сына больше не тревожили его; деревянные клетки с новыми щенками начали прибывать в собачий дворец; поступали сообщения из лаборатории по поднятию тонуса — аптекари создали голубой порошок, который делал орган сильнее, чем решительность императора. Он, вероятно, вызывал головную боль, закладывал нос и затуманивал зрение, но это было только вопросом времени, и знахари должны справиться с этими побочными действиями. Поэтому наваб лежал в бассейне с водой и лепестками розы — дребезжащий гиппопотам опустошал бесконечные зеленые стаканы с шербетом кхус, обдумывая свой новый афоризм и мечтая о голубом порошке, который возведет его на истинную высоту.

Зафар лежал голым в другом ароматизированном бассейне, в своем гареме в старом хавели, испытывая постоянный оргазм благодаря своим прекрасным наложницам. Но он больше не получал от них удовольствия. Это было просто возбуждение и пустое облегчение. Без ощущения силы невозможно было получать удовольствие. Он был рожден править, приказывать, возглавлять. Зафар был рожден держать жизни тысячи людей на своей ладони. Наследник наваба был рожден видеть страх в глазах подданных, и сила, дарованная ему, пробуждала в нем вкус к жизни. Теперь ему оставались только пустые радости дворцовых женщин — одежда, украшения, слуги, мелкая роскошь и безвкусный оргазм.

Зафар жаждал свободы. Он жевал опиум днем и впадал ярость, избивая каждого, кто встречался ему. Принцу хотелось свернуть шею Сиеду и его белой шлюхе. Глупый педик — который не умеет контролировать свою голову и идеи — уничтожил обоих, себя и Зафара. Сделал их пленниками в собственнол королевстве. Каждую минуту днем он строил планы, как освободиться от брата. Только если Сиед умрет, равновесие нарушится, и это позволит Зафару вернуться к рычагам власти.

Но его шпионы сообщили, что в самом худшем случае Сиед был глубоко опечален. И можно было ждать очень долго, пока его убьет печаль; а Зафар даже в самые хорошие времена был очень нетерпеливым человеком.

Катерина и Сиед сидели на оцепленной веранде, когда костлявый Рам Аасре, который женился на Банно и стал частью свиты дворцовых слуг, объявил о приходе просителя. Он двигался медленно, рассекая волны горячего воздуха над влажной кожей. Квисквалис, который Катерина посадила семь лет назад, теперь закрывал все проволочное оцепление, скрывая его от любопытных глаз. Сейчас он покрылся маленькими розовыми цветами. В саду внизу гулхомары быстро теряли свои потрясающие цветы алого цвета. Откинувшись и глубоком ротанговом кресле с непрочитанной книгой «Мадам Бовари» на коленях, Сиед хотел дать знак Раму Ласре отослать просителя, но внезапно почувствован привычный приступ сознательности и кивнул.

Человек, который вошел, был высоким и хорошо сложенным с широким, красивым лицом. Он носил усы, пушистые и изогнутые кверху, его губы были необычно полными и толстыми. Когда он низко поклонился Сиеду, то держал свою голову высоко и спокойно. Его звали Гадж Сингх. Он спросил разрешения говорить без страха и честно.

Гадж Сингх много лет проработал в королевской кухне. В его обязанности входило делать специальное блюдо «пудина-корма»: хорошо отбитую баранину готовили с традиционными специями, а в конце поливали ментоловым соком. Наваб ненавидел это блюдо, и, по словам Гадж Сингха, ел его только один раз за четыре года, в течение которых он ежедневно его готовил. Но оказалось, что оно нравилось доберманам, и когда он был в отпуске, они чуть не устроили голодную забастовку.

Гадж Сингх рассказал, что четыре месяца назад его перевели на кухню во дворец Зафара. И там он узнал о недобрых вещах. Он стоял прямо, сложив руки перед собой, глядя на Сиеда, но не в глаза. Гадж Сингх с превосходной смесью спокойствия и достоинства сказал, что удовольствие — это не зло, роскошь — это не зло, опьяняющие напитки — это не зло, боги создали их, чтбы помочь людям почувствовать вкус богов. Но злой умысел — это зло, жадность — это зло, зависть — это зло, убийство — это зло: они даже богов низводят до людей.

В эти дни во дворце полунаваба Зафара тени шептались только об одном: как освободиться от Сиеда тихо, не вызвав подозрения. И с ним — и здесь он посмотрел на Катерину долгим взглядом искоса — от angrez bibi, «белой мемсахиб».

Сиед сидел неподвижно, словно он ничего не услышал. Жестокое солнце наконец умерло снаружи и в темноте зашло за веранду. Макбул и Рам Аасре вошли с двумя горящими лампами, их руки были похожи на лапы тигров.

Гадж Сингх сказал, что тайный заговор уже пришел в движение. Его господин должен осторожно встречаться с людьми и есть. Каждого посетителя нужно обыскивать, прежде чем он увидится с ним; каждый кусочек должен пробовать друг человек, прежде чем он попадет в рот господина. Его кровать нужно переворачивать вверх дном на случай притаившегося хищника, окна в его комнате должны быть крепко заперты весь день и всю ночь.

А лучше всего будет, если его светлость покинет Джагдевпур как можно скорее.

Сиед смотрел на него, ничего не говоря, без страха или благодарности.

Катерина подошла и спросила:

— Мы очень благодарны тебе, но почему ты решился на такой поступок? Зафар снимет с тебя шкуру, если это достигнет eго ушей.

Гадж Сингх посмотрел на мужчину, сгорбившегося в кресле, и сказал:

— Я и моя семья обязаны жизнью настоящему навабу. В горах мы говорим, что, когда забывают о долгах, боги начинают готовить нас к убийству.

Оказалось, что много лет назад старший брат Гадж Синг пришел с отчаянной просьбой на веранду Сиеда во время торжественного приема. Ужасный град обрушился на их урожай и скот — семья голодала. И, несмотря на то что они не был жителями Джагдевпура, Сиед дал ему денег и способствова его назначению в государственную полицию. Год спустя брат привез Гадж Сингха и устроил его на королевской кухне, чтобы готовить пудинакорму, которую наваб ненавидел, а доберманы любили.