– В спальне, – с беспокойством произнесла она. – Леди Сильвия с ней.

Джанелль помчалась в спальню. Люцивар следовал за ней.

Увидев их, Сильвия прислонилась к комоду. Облегчение, ясно читавшееся на ее лице, не пересилило острого беспокойства. Люцивар обнял женщину за плечи и счел очень плохим признаком то, как она прильнула к нему.

Джанелль обошла постель, чтобы взглянуть в лицо Терсе, которая лихорадочно запихивала вещи в маленький дорожный сундук. На кровати вперемешку с одеждой были разбросаны книги, свечи и странные предметы, которые могли принадлежать только Черной Вдове.

– Терса, – тихим, но властным голосом позвала Джанелль.

Женщина только покачала головой:

– Я должна найти его. Пришло время.

– Кого ты должна найти?

– Мальчика. Моего сына. Деймона.

Люцивар почувствовал, как сердце сжимается и стремительно уходит в пике. Стало трудно дышать. Джанелль побледнела как смерть.

– Деймон… – прошептала она. – Золотой ключ.

– Я должна найти его! – В голосе Терсы слышались раздражение и страх. – Если боль не прекратится в ближайшее время, она уничтожит его.

Джанелль, казалось, даже не слышала этих слов – или не понимала сказанного.

– Деймон… – прошептала она. – Как я могла забыть Деймона?

– Мне необходимо вернуться в Террилль. Я должна найти его.

– Нет, – своим полуночным голосом произнесла Джанелль. – Я найду его.

Терса замерла, прекратив свои беспокойные метания.

– Да, – медленно произнесла она, словно с трудом пытаясь что-то вспомнить. – Он доверится тебе. Он последует за тобой и выйдет из Искаженного Королевства.

Джанелль закрыла глаза.

По-прежнему обнимая Сильвию, Люцивар привалился к стене. Огни Ада, почему комната медленно вращается перед глазами?

Когда Джанелль открыла глаза, эйрианец пораженно уставился в них, не в силах отвести взгляд. Он никогда не видел, чтобы глубокие сапфировые озера выглядели вот так. Люцивар искренне надеялся, что больше никогда не увидит в них такого выражения. Джанелль выбежала из комнаты.

Оставив Сильвию дальше разбираться с Терсой, Люцивар помчался за сестрой, которая широкими шагами направлялась к гостевой паутине на другом конце деревни.

– Кошка, Зал в другой стороне.

Не получив ответа, Люцивар попытался схватить Джанелль за руку. Щит, которым она окружила себя, был таким ледяным, что он ожег руку.

Джанелль миновала гостевую паутину и пошла дальше. Эйрианец шел рядом, не зная, что сказать, – точнее, не зная, что он осмелился бы сказать.

– Упрямый, ворчливый самец! – сквозь слезы бормотала она. – Я же сказала тебе, что чаше нужно время, чтобы исцелиться. Я же сказала, чтобы ты отправился в тихое, безопасное место. Почему ты не послушался меня? Неужели нельзя было хоть раз сделать так, как велено?! – Неожиданно она остановилась.

Люцивар наблюдал за тем, как горе перерастает в гнев, когда Джанелль медленно развернулась к Залу.

– Сэйтан, – угрожающе прошипела она. – Ты был там той ночью. Ты…

Люцивар даже не попытался догнать ее, когда Джанелль помчалась к Залу. Вместо этого он отправил сообщение Беале по Красной нити – копье к копью. Дворецкий в ответ сообщил, что Повелитель только что прибыл.

Он очень надеялся, что его отец готов к этой битве.

Он чувствовал, что она идет.

Слишком сильно нервничая, чтобы усидеть на месте, Сэйтан прислонился к своему столу из черного дерева, схватившись пальцами за край крышки.

У него было два года, чтобы приготовиться к этому. Он провел бесчисленные часы, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы объяснить зверства, едва не погубившие ее. Однако почему-то за все это время Повелитель так и не нашел подходящего момента рассказать приемной дочери обо всем. Даже после прошлой ночи, когда Сэйтан наконец понял, что воспоминания начали пробуждаться, он вновь отложил этот разговор.

А теперь, когда время пришло, он был по-прежнему не готов.

Вернувшись домой, он обнаружил в большом зале обеспокоенного Беале, передавшего сообщение Люцивара: «Она вспомнила Деймона – и она в ярости».

Сэйтан почувствовал, когда Джанелль вошла в Зал, и понадеялся, что сумеет найти способ помочь ей принять эти воспоминания при свете дня, а не в ночных кошмарах.

Дверь кабинета сорвалась с петель и разлетелась вдребезги, врезавшись в противоположную стену. Темная сила рябью пробежалась по комнате, сломав все столы и разорвав в клочья диван и кресла.

В Сэйтане проснулся страх. Но он отметил, что Джанелль не тронула ценные картины и скульптуры.

Затем она сама шагнула в комнату. Ничто не могло бы подготовить Сэйтана к холодному гневу, направленному прямо на него.

– Проклинаю тебя. – Ее полуночный голос звучал совершенно спокойно. В нем затаилась смертельная угроза.

Джанелль говорила всерьез. Если ярость и презрение, горевшие в ее глазах, хоть отчасти демонстрировали глубину ее гнева, значит, он и в самом деле проклят.

– Бессердечный ублюдок.

Его разум неистово метался в поисках ответа. Но Сэйтан не смог издать ни звука. Он отчаянно надеялся, что ее любовь к нему уравновесит эту ярость, – и знал теперь, что его чаяниям не суждено сбыться. На другой чаше весов теперь лежал Деймон.

Джанелль медленно подошла к нему, согнув пальцы с острыми как нож ногтями, которых теперь нужно было бояться.

– Ты использовал его. Он был другом, доверился тебе, а ты использовал его.

Сэйтан заскрипел зубами:

– У меня не осталось выбора.

– Выбор был! – Она быстрым ударом вспорола кресло, стоявшее перед столом Повелителя. – У тебя был выбор!

Его собственный нарастающий гнев пересилил страх.

– Потерять тебя! – резко отозвался он. – Отойти в сторону, позволить твоему телу умереть и потерять тебя. Честно сказать, я не рассматривал это как подходящий выбор, Леди. И Деймон тоже.

– Вы бы не потеряли меня, даже если бы тело умерло! Рано или поздно я собрала бы свою хрустальную чашу и…

– Ты – Ведьма, а Ведьма не может стать килдру дьятэ. Мы бы на самом деле потеряли тебя. Всю, без остатка.

Это на мгновение остановило ее.

– Я дал ему всю силу, которой обладал. Он спустился слишком глубоко в бездну, стремясь добраться до тебя. Когда я попытался вытащить его, Деймон начал сопротивляться, и связь между нами порвалась.

– Он разбил свою хрустальную чашу, – пустым голосом произнесла Джанелль. – Разбил свой собственный разум. Я сложила осколки и скрепила их, но чаша была слишком хрупкой. Когда Деймон поднялся наконец из бездны, ее могло разбить все, что угодно. Достаточно было одного-единственного жестокого слова.