Дозорные пароходы «Рюдзе-Мару» и «Кавакава-Мару» № 3, патрулировавшие южнее Цусимы, обнаружили дым к юго-западу от своей позиции, о чем тут же сообщили по радио в Мозампо. Но ответ получить не смогли, поскольку начались помехи, полностью забившие сигналы их старых маломощных передатчиков.

Предположив, что видят дым одного или даже обоих русских крейсеров первого ранга, согласно последней информации МГШ, до сих пор гулявших где-то в Восточно-Китайском море, они начали поспешно отходить в западном направлении, надеясь успеть убраться с пути явно более сильного противника. Подтверждением правильности принятого решения была начавшаяся канонада, доносившаяся со стороны обнаруженного дыма.

Спустя час бегства на полном ходу на запад стало ясно, что дым все равно приближается. Причем этих дымов явно два, и один из них значительно ближе. Было еще только утро, так что всем казалось, что шансов спастись уже не остается!

Но неожиданно ближайший из дымов, все еще державшихся за горизонтом, ограниченным легкой мглой, материализовался в низкий силуэт четырехтрубного миноносца, обгонявшего пароход с левого борта. Явно русского миноносца. При этом сигнальщики «Кавакава-Мару» № 3 разглядели сначала всплески разрывов снарядов, окружавших его, а только потом едва видимые за ними трубы и надстройки.

Только теперь офицер связи парохода принял телеграмму, передаваемую из Мозампо, с приказом не допустить прорыва противника к южной оконечности Цусимы. Однако что-либо изменить уже возможности не было. Русский, видимо, рассчитывая получить помощь с берега, видневшегося в пятнадцати милях севернее, дал сигнал ракетами красного, черного и белого дыма, выпуская их последовательно.

На это сразу отозвались с острова, но уже другим сигналом. Причем сразу из двух точек. Потом последовал новый сигнал с миноносца, а следом недалеко заработала русская станция беспроволочного телеграфа. Судя по силе сигнала, она работала явно не с миноносца, а откуда-то дальше. А обмен «фейерверками» между ним и берегом не прекращался. Стало ясно, что охотники рискуют превратиться в дичь, и преследование быстро свернули. Кому принадлежал второй дым, который видели за горизонтом, с японского патрульного судна так и не смогли разглядеть. Он быстро скрылся в южном направлении.

В ответ на выпущенные с «Быстрого» ракеты откуда-то сразу из двух мест с еще едва видимых впереди зеленых гор, чуть возвышавшихся над горизонтом, взвились ответные сигналы: «Ясно вижу». А следом, снова ракетами, запрос: «Нужна ли помощь?»

Неизвестно, понимали японцы смысл этой нашей сигнализации или нет, но что она явно убавила пыл преследователям, это точно. Видя, что англичанин отворачивает к зюйду, прекратив огонь, Рихтер распорядился попытаться вызвать по радио базу Озаки, чтобы известить начальство о провале своей миссии. Но станция, как и ожидалось, была выведена из строя. Пришлось снова сигнализировать ракетами.

Однако в своде сигналов не было комбинации, означавшей нападение английского крейсера, а назвать его даже в сообщении вражеским, пока еще не решались, надеясь, что дело не пойдет дальше только что пережитой провокации. Опасались «накаркать», что придется воевать еще и с Британией, когда не хватало сил додавить одну Японию. По этой причине дали, по сути, ничего не говорящий сигнал, что имеют сведения для адмирала, и все так же на полном ходу повернули на Цусима-зунд.

* * *

А в Озаки тем временем, вопреки ожиданиям, остаток ночи прошел сравнительно спокойно. По сообщениям дозорных и сигнальных постов, японцы активно копошились недалеко от берега, но ближе пяти кабельтовых к батареям не лезли. Кроме многочисленной парусной и паровой мелочевки, насчитали пять пароходов разных размеров и несколько миноносцев, маневрировавших в просматривавшейся зоне.

Скорее всего, они ставили мины. Удалось отметить точные места только трех предположительных минных банок, остальные опять предстояло нащупывать тральной партии. Уже под утро двухтрубный миноносец, пытавшийся подойти к охраняемым фарватерам особенно близко, был отогнан огнем северной батареи. Уход «Быстрого», судя по всему, остался незамечен японцами.

В Озаки и Такесики до первых лучей солнца продолжался аврал. Чинили то, что можно было успеть. Принимали, что было необходимо пополнить и имелась возможность отыскать на берегу или транспортах. На худой конец, у тех, кто пока не мог выйти в море. Остающихся вообще посадили на «голодный паек» во всем, от угля и машинного масла до снарядов самых ходовых калибров.

С берега, с пароходов и боевых кораблей на «Аризона-Мару» свозили больных, увечных и раненых для отправки во Владивосток. Злые языки уже шипели из-за углов, что уменьшают число потенциальных пленных, когда Цусиму все же сдадут. Все больше становилось тех, кто не надеялся отбиться в случае нападения, поскольку пехоты на островах и до всех вылазок было не густо, а теперь и вовсе оставалось мало. А японцу хвоста накрутили.

Потери десантных отрядов в ходе последней операции оказались большими. До тридцати процентов убитыми и ранеными от численности полков до высадки. И это только учтенные, то есть те, кого смогли притащить обратно на пароходы. Сколько еще живых и мертвых осталось там, на пепелище Сасебо, не оглашалось. По списочному составу недобор уходил далеко за три сотни фамилий.

На трофейном грузопассажирском пароходе спешно оборудовали многочисленные места для лежачих пассажиров. Использовали не только жилые помещения и каюты, но также и оба трюма. Но вывезти всех одним рейсом все равно было невозможно. Тогда тяжелых раненых стали грузить также на «Тобол» и «Алантон». «Аргунь» ушла в Такесики, где силами портовых мастерских снова чинили пробоину.

Поскольку все шло к тому, что к исходу ночи все же удастся завершить основные работы с механизмами, общий выход решили не откладывать. Еще в серой рассветной хмари тральщики снова вышли на внешний рейд, начав пробивать проход. Ожидалось сильное противодействие противника, так что караван сопровождали все боеспособные миноносцы.

Сразу же подорвалась и затонула одна из трофейных грунтовозных шаланд. Из ее экипажа почти никто не спасся. Поскольку осадка погибшего судна была меньше, чем у тянувшихся следом кораблей прикрытия, это вынудило их держаться в узком очищенном канале, лишаясь привычного маневра.

На этот взрыв, скомкавший тишину предрассветной ночи, живо отреагировали все еще остававшиеся в проливе японцы, выпустив несколько сигнальных и осветительных ракет. Такое световое представление заметно потрепало нервы эскорту. Опасались немедленного нападения на тральщики, но японцы, продолжая периодически освещать воду прожекторами или ракетами, все так же держались довольно далеко. Подтянувшийся вплотную к тралам отряд миноносцев до восхода солнца так напрасно и прождал начала атаки, четырежды открывая огонь по подсеченным минам или тому, что в рассветных сумерках ими казалось.

Работы продолжались до тех пор, пока не прогремело еще несколько взрывов, но уже в тралах. И это все на проверенных и вчера еще безопасных фарватерах. Плотность заграждений на этот раз оказалась чрезвычайно высока, и мины стояли на небольшой глубине, явно в расчете на малые суда. Так и не добившись преемлемых результатов, тральщики были вынуждены вернуться на рейд для перевооружения и переформирования, поскольку двоих пришлось тянуть домой на буксирах. К тому же прилив, суливший еще пару спасительных футов под килем, подходил к своему пику.