Возня с документированием английского вероломства растянулась и по большинству пунктов закончилась лишь одновременно с контрольной проверкой пробитого фарватера. Но чертить схемы, фотографировать и зарисовывать все еще продолжали. Судя по темпам, этой кропотливой работы было еще на пару дней, не меньше. Но ее можно было доделать и в походе.

Никто на эскадре толком не спал уже далеко не первые сутки. Люди вымотались до предела и буквально валились с ног. Вполне освоенный в обоих направлениях маршрут между Цусимой и Владивостоком многим казался теперь невероятно длинным. Решиться покинуть казавшуюся безопасной стоянку на рейде Озаки в таких условиях было совсем не просто.

Однако поводов откладывать выход больше не оставалось, так что уже поздним утром с «Орла» дали сигнал: «Начать движение!» Эскадра снималась с якорей, вытягиваясь в одну колонну, готовясь двинуться проходом, обозначенным свежими вехами, на всякий случай, снова за тральщиками. Буксиры и катера спешно оттаскивали от высоких бортов водяные боты и баржи, торопясь убраться с пути неповоротливых на малом ходу толстошкурых гигантов.

Благодаря квалифицированной помощи «Камчатки» за ночь «Апраксин» и «Донской» восстановили работоспособность своих машин. Конечно, о полной мощности, как и у всех остальных, говорить было бы неприлично. Но до базы дотянуть должны. Все прочие провели необходимые профилактические работы, догрузились углем, успев принять от 123 до 170 тонн. Пусть это далеко не доверху заполнило угольные ямы, но вместе с остатком, что там был, на предстоящий пятисотмильный переход топлива и прочих расходных материалов теперь хватало с изрядным запасом, что давало больше свободы в прокладке курсов и выборе пункта на побережье, куда можно будет направиться для начала. Удалось починить и третий эсминец.

Благодаря каторжной работе экипажей и береговых служб эскадра была готова к переходу, но не к бою. И тут что-либо изменить шансов не имелось никаких. Основной проблемой при встрече с японцами по-прежнему оставался острый дефицит боекомплектов всех калибров. Запаса снарядов для флота на Цусиме уже совсем не было.

Хотя их брали даже с остающихся «Жемчуга» и «Авроры», помимо того, что фактически выгребли до донышка запасы на батареях и «Владимире Мономахе», это добавило всего по восемь-десять снарядов на каждую пушку среднего калибра. Единственное, что удалось реально изменить – немного пополнить погреба трехдюймовых скорострелок, начисто выбрав все остатки унитарных патронов с бронебойными стальными гранатами из трюмов «Анадыря».

После этого на нем оставался только небольшой излишек угля, спешно переправленный на другие остающиеся суда и береговой склад, так как этот пароход, согласно последним распоряжениям штаба, тоже уходил с эскадрой. Но в отличие от всех остальных судов, он никак не мог считаться разгруженным полностью, поскольку должен был доставить обратно во Владивосток запас 229-миллиметровых снарядов для промежуточного калибра ремонтировавшегося там «Николая».

По причине катастрофически недостаточной пропускной способности железной дороги запасной комплект таких же стальных бомб, изъятый из Особого запаса Одесского военного округа, до сих пор не удалось доставить на Дальний Восток. Из-за этого теперь приходилось перетаскивать с места на место все наиболее современное и опасное для противника, подходящее по диаметру и выверенное по весу, что смогли собрать в арсеналах крепости больше месяца назад.

Погода явно успокаивалась. Ветер заметно ослаб, и на море осталась только крупная зыбь. Видимость, ограниченная сгущавшейся дымкой, достигала восьми-девяти миль. Выйдя по очищенному фарватеру на считавшуюся чистой от мин воду, повернули на север, сразу отогнав японский вооруженный пароход.

Но тот не стал отбегать далеко, оставшись в зоне видимости эскадры чуть западнее. С момента обнаружения он не прекращал радиотелеграфирования. Хотя все доступные частоты начали забивать еще до выхода со стоянки, скоро к нему пришла подмога в виде второго такого же судна и четырех миноносцев. После этого мешать телеграфированию перестали, ввиду явной бесполезности, ведя хронологическую запись всего, что цеплялось за антенны.

Быстро набрав предельно возможные двенадцать узлов, наши отряды двигались вверх по проливу, предполагая в скором времени встретиться с японскими крейсерами из передовых отрядов. Но никто больше не появлялся. Гадали о причинах такой медлительности противника, но ни до какого разумного объяснения так и не додумались.

Перестроились в две кильватерные колонны, с эсминцами в строе клина в голове. Далее в правой колонне «Донской» и броненосцы береговой обороны. За концевым в своем отряде флагманом Иессена держался «Аризона-Мару» под флагом красного креста с нанесенными на бортах опознавательными знаками госпитального судна. В левой колонне в кильватер «Нахимову» правили пустые пароходы. Замыкали строй эскадренные броненосцы и остальные свежие трофеи, солидно дымившие друг за другом.

До полудня шли с этим же японским эскортом, постоянно слушая их переговоры, но других японских кораблей так и не увидели. Зато из Озаки получили телеграмму, извещавшую, что западнее Цусимы показались дымы. До них было около двенадцати-пятнадцати миль, но даже с возвышенностей не могли разглядеть, кому они принадлежат, из-за мглистости горизонта. После этого связь пропала.

Судя по скорости их передвижения, вполне могло быть, что это и есть основные силы японцев. Столь позднее их появление вполне соответствовало выводам, сделанным из перехваченных японских телеграмм. Сейчас они отставали от нашего флота больше чем на пятьдесят миль, но постепенно нагоняли. Тем не менее по подсчетам выходило, что до наступления темноты все же догнать не успевают.

Японцы, по-видимому, тоже это просчитали и отказались от погони. Хотя их телеграфирование принималось гораздо лучше, чем с утра, сигнал перестал усиливаться. Частично снова удавалось разобрать текст шифрованных депеш. Уже позже, во Владивостоке после тщательного анализа и сопоставления их с последующими действиями, неясностей почти не осталось, что позволило выработать методику чтения новой японской телеграфной азбуки.

Спустя два часа сквозь работу не менее трех японских станций из Окочи пробилась еще одна короткая телеграмма. В ней говорилось, что шесть японских крейсеров обстреливают аэростанцию. После этого связь эскадры с Цусимой по радио опять оборвалась. А на параллели Ульсана преследовавшие эскадру миноносцы развернулись и ушли на запад. На хвосте теперь висели только два вспомогательных крейсера. Их силуэты маячили за кормой до самого заката.

Судя по всему, миноносцы ушли на бункеровку, чтобы ночью догнать и атаковать. Исходя из этого, требовалось срочно отрываться и затеряться в море. Как только окончательно стемнело, курс сменили на северо-восточный и шли так всю ночь. С рассветом уже привычных сопровождающих не увидели. Должно быть, они отстали в темноте. Видимость была до самого горизонта, на котором не просматривалось ни дымка, ни паруса.

Далее до самого Владивостока никого не встретили, хотя периодически слышали японские переговоры. Но, вероятно, из-за большой дальности принимались только обрывки депеш, понять из которых что-либо не удавалось. Своими станциями для передачи сообщений на протяжении всего перехода не пользовались.