Эллис повернулся к Харке. Тот понял, что его ждет серьезный выговор, а может, и строгое наказание, но смотрел в глаза инспектора без страха и раскаяния.

Эллис поигрывал хлыстом, с которым никогда не расставался.

— Сегодня вечером после представления явишься ко мне! Боб тебя совсем разбаловал! Тебя не мешало бы разок как следует отлупить!

— Сегодня вечером после представления к вам никто не явится, — тихо ответил Харка и ушел.

Инспектор удивленно посмотрел ему вслед.

— Что он тут только что протявкал? — спросил он дрессировщика, который тоже покинул арену через дверцу в решетке, и, не дожидаясь ответа, сказал: — Надеюсь, вечером вы будете работать лучше! На ваших тигров тоже наложен арест. Если мы не соберем приличную выручку… Ну, вы сами знаете, что нас всех ждет.

Дрессировщик сел на стул в одной из лож. Когда инспектор ушел и рабочие разобрали клетку на манеже, он, вопреки всем запретам, выкурил сигарету и отправился в свой вагончик.

Харка нашел отца посреди вагончиков беседующим с Поющей Стрелой. Они изредка обменивались короткими репликами на языке дакота, понимая друг друга без слов. Харка понял, что Поющая Стрела передал Маттотаупе какое-то известие от индейской группы и попросил его прийти к ним. Визгливый менеджер Льюис ушел на час, чтобы напиться бренди в каком-нибудь кабаке. Он поручил Поющей Стреле позаботиться о том, чтобы инспектор манежа не заметил его отсутствия.

— Я приду, — сказал Маттотаупа. — Ты пойдешь со мной? — спросил он Харку. — Или тебя будут искать?

— Меня не будут искать.

Индейская группа занимала два отдельных вагончика, отделенных от остальных ограждением. Конюхам не было дела до трех дакота, которые направились куда-то вместе. Судя по уверенности, с которой те миновали заграждение, им либо приказали, либо разрешили это сделать.

Вся индейская группа — десять взрослых мужчин, один старик, десять женщин и девушек и пятеро детей — собрались в вагончике, внутреннее пространство которого представляло собой одно-единственное помещение. Одеяла были аккуратно сложены стопками, пол чисто выметен, как в родных вигвамах.

Для вошедших осталось совсем немного свободного места. Харка закрыл за собой дверь.

— Я пришел, — сказал Маттотаупа.

Вперед выступил старик. На вид ему было лет сто. Тощий, со сморщенной кожей на лице, но с живыми глазами, он выглядел еще старше, чем Хавандшита.

— Маттотаупа, — сказал он, — открыты ли твои уши? Я слышу шум Миссисипи и грохот, с которым ее волны разбиваются о скалы. Еще не прошло десяти зим и лет, с тех пор как я мчался в каноэ по ущелью. Ты чувствуешь дыхание ветра, Маттотаупа? Снег в прерии и в лесах растаял, земля пьет влагу, трава наливается соком, и на деревьях лопаются почки. Видят ли твои глаза, Маттотаупа? Вот перед тобой десять воинов из племени дакота. Они вновь стоят на земле своих предков. Но они — пленники. Их поймали и избили, как ловят и бьют волков и лис. Нашим отцам и братьям, нашим сыновьям и дочерям удалось бежать от белых преследователей, и они ушли в глушь, на север, в Канаду. Нас с ними разлучили, но мы хотим последовать за ними. Отсюда до них уже недалеко. Что ты посоветуешь нам? Мы лишились покоя, как бизоны, почуявшие воду.

— Уходите, — не задумываясь ответил Маттотаупа.

— Белые люди не дадут нам уйти.

— Они попытаются сделать это, но вы должны прибегнуть к хитрости. Вас мало. Ночью, во время представления, или на рассвете вы должны обрезать ваши волосы — они вырастут снова! — надеть платье белых людей, уйти и рассеяться. Земля эта вам знакома, и вы потом легко найдете друг друга.

— У нас нет одежды белых людей.

— Поющая Стрела купит ее сегодня для вас. Я дам ему золото и серебро со знаком Гром-Птицы.

— Тогда мы будем ждать его.

— Хау. Но я тоже хочу задать вам один вопрос!

— Говори.

— Вы и сегодня будете позорить племя дакота и развлекать белых людей, делая вид, будто пытаете девушку?

В вагончике повисло тягостное молчание.

— Что нам делать? — спросил наконец старик.

— То, что я прикажу. Сегодня я буду командовать вами, когда вы остановите почтовую карету и вытащите из нее девушку.

— Хау! Хау! Маттотаупа действует как наш вождь. Мы будем повиноваться ему!

Старик и Маттотаупа выкурили вместе трубку, хотя курение на территории цирка было строго запрещено. Но у Маттотаупы были при себе табак и огниво.

Когда трубка погасла, Маттотаупа вручил Поющей Стреле несколько долларов.

Со стороны зверинца вдруг послышался какой-то шум, крики, забегали люди. Судя по всему, там кого-то искали. Маттотаупа и Харка быстро покинули вагончик. До заграждения и на площади им никто не встретился, и они незамеченными вернулись назад и поспешили к палаткам с конюшнями. Наконец они поняли причину переполоха.

— Тигра исчезла! Тигра исчезла!

Харка помчался к клеткам с хищниками, чтобы убедиться в этом. Тигрицы и в самом деле не было видно, хотя клетка ее была заперта.

— Где дрессировщик? Рональд! Рональд!

Харка задумался. После репетиции дрессировщик пошел в свой вагончик, — это он видел. Может, там удастся найти какой-нибудь след, который подскажет, где его искать. Харка побежал к вагончику дрессировщика. Маттотаупа остался с лошадьми. Если тигрица разгуливает на свободе, не исключено, что она нападет на лошадей. Однако оба мустанга были абсолютно спокойны. Они явно не чуяли никаких хищников поблизости. К запаху клеток со львами и тиграми, который вначале очень их беспокоил, они уже давно привыкли.

Странным казалось и то, что вездесущего Фрэнка Эллиса нигде не было видно. Но возможно, он укрылся в директорском вагончике.

Если тигрица успела покинуть территорию цирка, нужно было известить полицию. Какой начнется переполох! В цирке уже и без того царил хаос, и Поющая Стрела смог беспрепятственно и незамеченным улизнуть в город за покупками.

Рональд, относившийся к числу ведущих артистов труппы, занимал полвагончика. Харка нажал на ручку двери, и она легко открылась. Он вошел, тихо прикрыл за собой дверь и замер на месте. Рядом с ним неподвижно стоял инспектор манежа.

На складной кровати, опершись на локоть, полулежал Рональд, еще в кольчуге. Рядом с ним, положив ему на грудь лапу, лежала тигрица. Кровать, казалось, вот-вот рухнет под ее тяжестью. Рональд чесал ей шею. Блаженно прикрыв глаза, она шевелила хвостом. Когда вошел Харка, она повернула голову и, опять увидев Фрэнка Эллиса, тихо зарычала. Какие у нее были роскошные зубы! Белоснежные на фоне красного языка! В этом рычании слышался голос ночных джунглей!

Харка едва заметно повернул голову в сторону и посмотрел на Фрэнка Эллиса, который был одного с ним роста — метр семьдесят два сантиметра. Лицо Эллиса было белым как мел и как будто прозрачным. Казалось, из него откачали всю кровь.