Элис Джессап подошла к моему столу и протянула мне список телефонных звонков, поступивших из Тампы. Элис — робкая болезненная девушка двадцати с лишним лет, единственная, кто в этом офисе делает только секретарскую работу. Остальные помощники получают проценты от сделок. У Сис тоже есть лицензия, но она работает еще и клерком. Получает оклад секретаря плюс небольшой процент от заключенных сделок.

— Ничего, если я вам немного подиктую, Элис? — спросил я.

Она, как всегда, вспыхнула и ответила:

— О, разумеется, у меня сейчас нет никакой работы. Я возьму свой блокнот.

Сис и Элис записывают выполненную для меня работу и выставляют мне счет в конце месяца. Я продиктовал три отчета, ответил на два звонка из Тампы и узнал еще о двух авариях, одной в Оспрей и другой в Пунта-Корда; соответствующие документы обещали прислать с утренней почтой. Я прошел пешком полквартала по Оранжевому шоссе, заглянул в сумрачную прохладу «Лучшего пляжного бара», выпил холодного «Левенбрау» и обсудил последние матчи с толстым и самоуверенным Гасом Геркой, владельцем заведения, управляющим и барменом в одном лице.

Когда мы покончили с бейсболом, он сказал:

— Ты, случайно, не знаешь Чарли Хейвуда? Слыхал про такого? Он тут иногда появлялся. Не сказать, чтоб очень часто, а так — время от времени. Симпатичный был мальчишка, правда? Так вот, говорят, тут видели его неподалеку. Будто бы он сюда вернулся. Зачем, интересно? За побег ему дадут еще три года. Довольно глупо, как ты думаешь?

— Очень глупо, Гас, — согласился я.

Он бросил на меня сердитый взгляд:

— Ты отлично знаешь, что это глупо, Сэм!

Такая у Гаса манера. Когда вы с ним соглашаетесь, он набрасывается на вас с таким видом, словно вы пытаетесь с ним спорить. Людям, которые видят его в первый раз, понять это бывает порой довольно трудно.

Хотя я был единственным посетителем в баре, он наклонился ко мне через стойку и заговорил конфиденциальным тоном:

— Знаешь, об этом деле разное говорят.

— Например, Гас?

— Например, за неделю до ареста он появился здесь поздно вечером, подвыпивший, но не слишком, и со следами от губной помады по всему лицу. Купил целую бутылку, понимаешь, о чем я говорю? И вид у него был какой-то заносчивый. Словно он готов с каждым полезть в драку. Совсем не похоже на этого парня, понимаешь, о чем я говорю? Я даже выглянул на улицу, чтобы посмотреть, куда он пойдет. И что ты думаешь? В машине его ждала женщина. Я плохо разглядел ее при уличном свете, заметил только волосы, серебряные, как десятицентовая монета, — крашеные волосы шлюхи.

— И что это доказывает, Гас?

— Ты что, ничего не понимаешь, Сэм? В деле ничего не говорилось о его подруге. Он был хороший паренек, но у него была дешевая шлюха, которая его спаивала и обирала. И она тянула из него деньги, пока он не пошел на эту глупость. Я сто раз видел такое раньше, понимаешь, о чем я говорю?

Я сказал, что он великий психолог, и отправился обратно в офис. Отчеты, перепечатанные без ошибок, уже лежали на моем столе. Мисс Элис Джессап делала мою работу с такой быстротой, что обкрадывала саму себя.

Я поблагодарил ее, запечатал конверты и сказал:

— Уже четверть шестого, Элис.

— Я знаю, но я хочу подождать Сис, потому что она должна все запереть.

— Я сам ее подожду. Где она?

— Она скоро вернется. Это насчет аренды. Она пошла показывать клиентам дом как раз перед тем, как вы пришли.

Я просидел минут десять в одиночестве, потом услышал, как тормозит машина и шаги на крыльце. Ее белая блузка слегка взмокла, а зеленая юбка немного смялась. Я подумал о четырнадцатилетием Чарли, подсматривавшем за купающимися девушками.

— Чему ты улыбаешься, Брайс? — спросила она.

— Я вспомнил один анекдот, который не могу тебе рассказать.

— Не очень-то это вежливо, а? Поздравь меня, я сдала в аренду дом.

— Хорошая сделка.

— В августе любая сделка хороша.

Она подошла ближе, села на краешек стола и посмотрела на меня.

— Как у тебя дела, Сэм? — спросила она, серьезно глядя на меня своими темно-синими глазами.

— Я вообще люблю лето, а это не хуже остальных. Можно ловить рыбу, купаться, читать, да и работы немного. Хорошо еще сходить в кегельбан и выпить кружку пива.

— У тебя сейчас есть девушка, Сэм?

— Девушки нет.

— Это для тебя не вредно, милый?

— Может быть, и вредно. Зато спокойно.

— Неужели я была так ужасна — тогда, когда была твоей девушкой?

— Ты была очень хороша, Сис, хороша во всем.

Она посмотрела на меня, и я заметил в ее взгляде боль, которую она с таким достоинством скрывала от меня все это время.

— Не знаю, была ли я хороша, Сэм. Но то, что мы делали, было замечательно…

— Наверно, это я был плох. По крайней мере, для тебя, а может быть, и для всех остальных.

— Я знаю, что с тобой не так, Сэм. Раньше я этого не понимала. Но теперь я знаю, в чем дело.

— Клеймо, которое поставила на мне Джуди?

— Тебе нравится терзать себя этой чертовой Джуди, верно? Нет, я не о том, Сэм. Дело не в ней. Дело в самом тебе. Ты так и не осознал по-настоящему, что ты собой представляешь, Сэм. Ты хотел быть горой мускулов, сгустком энергии и силы. Ты прячешь свой ум, чувствительность и интуицию. Знаешь, ты довольно сложный случай, Сэм. Ты стараешься не думать и от этого терзаешься еще больше. Тебя не устраивает просто любить женщину, Сэм. Ты хочешь видеть нас насквозь. И при этом тебе нравится казаться грубым и простым. Наверное, это что-то вроде защитной окраски. А может быть, ты считаешь это проявлением мужественности. Я не знаю. Впечатление такое, словно ты нарочно… принижаешь себя. Но люди чувствуют правду и испытывают неловкость, потому что ты не тот, кем хочешь казаться.

— Все гораздо проще, — сказал я и притворно зевнул. — Ты слишком усложняешь. Я простой парень, с простыми интересами.

— Ну да, как же. Как только кто-нибудь пытается подойти к тебе поближе, ты сразу замыкаешься в свою броню. Как бы там ни было, я хотела тебе сказать, что собираюсь выйти замуж.

— За того адвоката?

— Да. За Кела Макаллена.

— Ты его любишь?

— Он мне нравится. Я его уважаю. И вообще, этот вопрос неуместен. Разумеется, я от него не без ума. Но мне двадцать девять, Сэм, и я создана, чтобы рожать детей, и любому дураку ясно, что мое время уходит. Ему сорок четыре, это умный и надежный человек, он меня любит, и в его присутствии я чувствую себя как маленькая девочка.

— Любовь — это важно. Но есть еще постель. Как насчет постели?