— Не взломщиком и не «медвежатником» — или как их там называют?

— Есть более простое слово — вор.

— Я не могу поверить, что он вор, Сэм.

— Но он сам признался в этом.

— Я знаю, что он сознался, но все-таки мне трудно в это поверить.

В эту минуту в комнату с громкими приветствиями вошла Дженни Бенджамин — круглолицая цветущая женщина. Она прошла через зал к своему столу и бросила на него сумочку из плетеной соломки. У нее была лицензия на торговлю недвижимостью и грубовато-веселый характер, и она, умело пользуясь и тем и другим, неплохо зарабатывала себе на жизнь, заставляя нерешительных клиентов брать в аренду или покупать собственность, которая на самом деле была им не нужна. Я сказал Сис, что планирую скоро вернуться обратно в офис. Я сделал пару деловых звонков и отправился в Венецию, чтобы осмотреть повреждения на «порше», который врезался в дорожный знак. Оценщик из страховой компании написал мне, что сумма компенсационных выплат за ущерб получилась слишком высокой, и выслал фотокопию заключения из Тампы. Я вытащил из своей машины каталог импортных запчастей и нашел в нем сегменты заднего бампера, бамперные щитки и стоимость работ по замене этих деталей. Женщина, которой принадлежала машина, несколько раз принималась объяснять мне, как она умудрилась врезаться задним бампером в дорожный знак. Вскоре я понял, почему стоимость страховых выплат оказалась такой высокой. Скоба левого бампера вмялась внутрь машины, не только повредив кожух под двигательным отсеком, но и погнув одну из секций в самом отсеке. С этим ничего нельзя было поделать, однако я заметил, что один сегмент бампера, предназначенный к замене, на самом деле не нуждается в ремонте, и за счет этого скостил общую сумму на двадцать долларов. Я сказал женщине, что она получит свой чек в Афинах через несколько дней, а теперь может пойти и починить свою малышку.

Я поехал дальше на север, в Сарасоту, где дела были куда серьезней. Паренек по имени Хосслар оставил свой автомобиль, полностью реставрированный «форд»-фаэтон, классическую модель тридцать пятого года выпуска, на большой стоянке возле торгового центра «Южные ворота». Какой-то недотепа из Кентукки на огромном «крайслере» самой что ни на есть дешевой модели нажал вместо тормоза на газ и въехал своим широким стабилизатором в стоявший сзади «форд». От удара тот отлетел футов на шестьдесят и опрокинулся на бок прямо на глазах оцепеневшего от ужаса владельца, который только что сделал какие-то мелкие покупки и вернулся к своей красотке.

С технической точки зрения это был полный крах, и вся процедура могла заключаться только в том, чтобы выплатить парню полную стоимость машины, забрать груду металла в собственность страховой компании и попытаться компенсировать убытки распродажей запчастей. Но как оценить моральный ущерб — ведь в эту классическую модель машины вложены сотни часов кропотливого труда и еще бог знает сколько денег, материалов и краски! Мы долго ходили вокруг его авто, споря под палящим солнцем. Я использовал все данные мне полномочия и все-таки не был с ним абсолютно честным, однако в конце концов он мне поверил, признал мою правоту и согласился с моими предложениями.

Для него это не был вопрос денег. Он выглядел как человек, девушка которого только что на его глазах сломала себе руку.

Я вовремя закончил с парнем, чтобы успеть к другому «форду» и оценить модель 60-го года с откидным верхом, которая что-то не поделила со стоявшим у дороги пальмовым деревом. Детальный список повреждений занял две страницы, но все-таки не дотягивал двух сотен баксов до полной стоимости страховки. Я пообедал вместе с Марви Сайрусом, торговым агентом, и мы рассказали друг другу много всякого вранья насчет того, как здорово мы играли накануне в кегли и как в это воскресенье он мастерски обставил нескольких простофиль на площадке для гольфа. Я поехал назад через Венецию во Флоренс-Сити, подумал, не остановиться ли у офиса, но потом решил, что будет лучше отправиться прямо домой.

Сворачивая с дороги на подъездную аллею, уходившую к дому между двух больших перечных деревьев, я подумал, не нагрянула ли полиция, обыскивавшая этот район, и в мое жилище. Если они нашли там Чарли, это поставит меня в трудное положение, из которого мне придется долго выпутываться, но в конце концов так будет даже лучше. А если его не нашли, я мог лишь надеяться, что он морально и физически готов к тому, чтобы оставить меня добровольно.

Я остановил машину у крыльца и направился к входной двери, когда она сама открылась мне навстречу, и за ней показался Чарли Хейвуд. Он отступил назад, чтобы дать мне войти. В правой руке у него был мой револьвер 38-го калибра, он держал его дулом вниз.

Я закрыл за собой дверь и сказал:

— Какой дружеский прием, Чарли.

— Я не знал, кто подъехал к дому, Сэм.

— Ты думал, что это человек, которого тебе, возможно, придется убить?

— Я не хочу никого убивать. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, пока я не сделаю того, что должен сделать.

Он осторожно положил револьвер на край стола, стоявшего рядом с диваном и наполовину занятого огромной пепельницей, которую я держу поближе к постели.

Теперь он выглядел лучше. Распухшие следы от укусов насекомых все еще покрывали его лицо, руки и шею, но уже не казались такими болезненными и не так сильно бросались в глаза. Моя старая одежда оказалась ему почти впору. Только кеды пришлось зашнуровать потуже, чтобы они не сваливались с ноги.

— Хочешь выпить кофе, Сэм? Я сделал больше, чем мне было нужно.

Я сел вместе с ним за столик в кухонной нише.

— Когда ты встал?

— Примерно час назад. На часах в спальне было ровно два. Извини, я сварил себе больше яиц, чем смог проглотить. Мне казалось, что я могу съесть всю еду, которая найдется в этом доме. Но похоже, желудок у меня усох за это время.

Он с заметной жадностью взял сигарету, которую я ему предложил.

— Я нашел револьвер, когда искал в доме сигареты, Сэм.

— Я об этом не подумал, иначе оставил бы тебе пачку.

— Те, что у нас были, делались прямо в тюрьме. Паршивые сигареты. И паршивая еда. В основном соя и бобы.

Два года в тюрьме, очевидно, закалили этого парня. Он выглядел более спокойным, чем я был бы на его месте.

— Тебя никто не тревожил, пока меня не было?

— Один раз звонил телефон. Восемь звонков, потом тишина. Больше ничего.

— Что будешь делать дальше, Чарли?

— Как следует высплюсь, а потом уберусь отсюда, как только стемнеет. Ты не можешь отвезти меня в город на машине? Больше я тебя ни о чем не попрошу.

— Ты понимаешь, что не пройдет и минуты, как тебя узнают?

— Я нашел у тебя пару вещей, которые ты, может быть, согласишься мне отдать. Если они мне подойдут, я заплачу за них потом. Я тут немного поэкспериментировал.