Я оглядываюсь. Воин стоит поодаль, но он не слышит меня. Восходящее солнце показывается из-за края горизонта, и на мгновение оно кажется мне таким похожим на колесо.

— Энефрет, — произношу я почти про себя. Она не появилась ни разу с тех пор, как оставила нас на пороге дома моего отца. Она не пришла тогда, когда я звал ее, лишившись метки, чувствуя себя обманутым той, которая так много обещала. Ее помощь могла бы сохранить этой женщине жизнь, но я больше никогда не буду ее просить.

Я делаю воину знак, чтобы он приблизился и взял нож. Я не могу убить ее, пусть это сделает он.

— Инифри? — неожиданно говорит женщина, и я замираю, не уверенный в том, что услышал. — Инифри?

Она услышала, что я сказал, но почему она повторяет это так, словно знает, о ком речь?

— Погоди, — снова останавливаю я воина. Наклонившись к женщине, я вглядываюсь в ее круглые глаза, и она быстро кивает и снова тянется к моей руке, чтобы ухватить за запястье. Она отводит рукой волосы с шеи и показывает мне рыбу, которую я уже видел вчера.

— Инифри, — говорит она. Изображает пальцем, как будто кто-то рисует на коже, говорит что-то еще, нетерпеливо качает головой. — Инифри. Акрай.

Берег под нами песчаный, и женщина понимает это одновременно со мной. Она быстро наклоняется и начинает чертить пальцем, и я наблюдаю за ней, не понимая, что она рисует, но понимая, для чего.

Человеческие силуэты. Один, два, пять — столько, сколько кругов вокруг рыбы на ее шее. В центре — еще один силуэт с четко нарисованной грудью, и нарисовав его, женщина указывает на себя.

— Акрай, — говорит она, и я знаю, что это не имя.

От женского силуэта расходятся к другим, судя по всему, мужским, короткие линии. Женщина взмахивает руками, снова и снова, помешивает что-то в воздухе, пьет, срывает травинку и бросает прочь, трет свое запястье, берет в руку горсть земли и тоже бросает прочь. С трудом я понимаю, что она изображает магию: воздух, воду, траву, кровь, землю.

— Акрай, — снова говорит она, ткнув пальцем в женский силуэт. Проводит по лучам, ведущим к мужчинам.

Еще одна похожая на предыдущую пантомима, и я понимаю, что она хочет сказать. Акрай — женщина, владеет магией. От акрай магия передается мужчинам.

— Инифри, — повторяет женщина, пытаясь поймать мой взгляд. Медленно, одну за одной, она стирает линии, ведущие от женщины к мужчинам. — Инифри.

— Энефрет отняла магию и у вас, — говорю я, и она внимательно слушает и медленно кивает, как будто поняла, что я говорю. Последний луч исчезает под ее рукой, и женщина и мужчины больше не связаны.

Их магия исчезла, как и наша.

А потом она поднимает руку к волосам и наклоняет голову, откидывая их с затылка. Я почти знаю, что там увижу, и все же золотое колесо на затылке у той, которую я чуть не убил, заставляет меня замереть.

В воздухе разносится тихий женский смех, и следующие слова женщина произносит голосом той, которую я хотел бы больше никогда не видеть.

— Неужели ты думал, что я так просто забуду о тебе, Серпетис?

Я отступаю на шаг и жду, что она скажет дальше, но в воздухе слышны только голоса воинов. Мгновение — и замирают и они. Мир вокруг накрывает безмолвие, равное тому, что окружало нас с Цилиолисом тогда, в ту самую первую нашу с Энефрет встречу. Я понимаю, что она снова заставила время замедлить свой ход. Женщина поднимает голову — у нее лицо Энефрет, и темные глаза ее снова искрятся золотым пламенем, готовым вырваться наружу.

— Зачем ты пришла?

— Я хочу помочь тебе, — говорит она. — Хочу только помочь.

Я качаю головой.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Серпетис, — Энефрет делает шаг вперед, ее губы растягиваются в понимающей улыбке. — Ты злишься на меня за то, что я отняла у тебя метку. Но тебе не нужно больше быть связанным с Цилиолисом, Унныфирь и Инетис. У тебя другой путь. Путь воина. Путь того, кто своими глазами увидит крушение одного мира и рождение другого, и для этого тебе не нужно носить мой знак.

— Мой путь — путь наследника Асморанты, — говорю я.

— У Асморанты не останется наследников, если ты не выслушаешь меня, — говорит она.

Я не даю воли чувствам.

— Говори.

И Энефрет кивает.

— Эта женщина, — она указывает на себя, — должна остаться в живых и быть отправлена в Асму как можно скорее. Она уже рассказала тебе об акраях — магических сосудах, которые хранили в себя силу для того, чтобы ею могли пользоваться другие?

Я опускаю взгляд на песок, где еще видны следы ее рисунков, и киваю.

— Акраи жили на островах, охотились в океане, ловили рыбу и всяких морских тварей, — продолжает Энефрет. — Мирный народ, который никому не желал зла. Пока не пришли захватчики — темволд, мужчины из сильного и могущественного племени, которому я отказала в магии из-за их злобы и гнева. Они убивали друг друга и других людей просто так, потому что завидовали магической силе более слабых племен. Темволд напали на острова, где жили акраи. Они убили всех мужчин и поработили женщин. Насилуя и принуждая акраев к сожительству, они пользовались их магией, а когда магия ушла из этого мира, стали убивать и их, чтобы дать выход своей бессильной ярости.

Ее передергивает — совсем как человека, который вспомни что-то неприятное.

— Та ночь останется в памяти океана. Тогда вода была окрашена кровью, а небо наполняли жалобные крики. Темволд убивали всех, кто попадался им под руку.

— Что означает «темволд»? — спрашиваю я у Энефрет.

— Милость, — отвечает она с усмешкой. — На языке акраев это милость, ибо милости у своих хозяев они чаще всего и просили. Но теперь акраев осталось очень мало. Женщины их племени не могут рождать детей от темволд, многих они покалечили, убили. Эта женщина — одна из последних акраев в здешних местах. Другие живут очень далеко, на другом материке за морями. Ей не добраться туда в одиночку.

Я качаю головой. Мы в Асморанте мало знаем о тех, кто живет на берегу или в океане. Слишком много ушло туда, чтобы не вернуться никогда. Акраи, темволд — имена щиплют язык, как кислятник. Там тоже жили люди, и они тоже умирали и страдали за магию и без нее.

Магия покинула нас — и там тоже все изменилось.

— Зачем она здесь? — спрашиваю я у Энефрет, имея в виду женщину.

— Темволд привели оставшихся женщин с собой, чтобы те готовили пищу и могли лечь с ними, когда им заблагорассудится. Она сбежала из лагеря на той стороне реки.

Я смотрю на силуэты мужчин вокруг женщины на песке.

— Ты хочешь, чтобы я отправил ее в Асморанту. Почему? Почему не в ближайшую деревню, где она сможет остаться и жить свободной, не опасаясь за свою жизнь? — Я задаю главный вопрос. — И почему на ней — твой знак?