Слабость Бомарше к женскому полу не раз доставляла ему массу неприятностей, одна из самых крупных неприятностей подобного рода приключилась с ним в 1787 году, когда он оказался втянутым в судебный процесс, длившийся два года и отрывавший его от других дел, а ведь именно тогда он занимался постановкой оперы «Тарар» и закладывал фундамент роскошного дворца — приюта для своей старости, выбрав для этого место почти напротив башен Бастилии, в том самом квартале Парижа, который ныне называется бульваром Бомарше.

Ничем не объяснимое отступление Бомарше под натиском Мирабо стоило ему потери народной любви, так что появившийся анонимный памфлет «Письмо парижской публики Пьеру Огюстену Карону де Бомарше» снискал огромный успех. В этом пасквиле вновь смаковались некоторые факты жизни автора «Женитьбы Фигаро», причем особый упор делался именно на его перепалке с Мирабо. Автор памфлета утверждал, что Бомарше, «после того как получил сотню ударов палкой и был с позором сброшен в сточную канаву, не нашел ничего лучшего, как спастись бегством и укрыться в своем кабинете».

Эти грязные нападки, свидетельствовавшие о потере Бомарше популярности, вдохновляли его врагов и вселяли надежду в тех, кто желал поквитаться с ним, что теперь им удастся взять реванш.

В такой вот обстановке в феврале 1787 года появился новый памфлет, озаглавленный «Мемуар по вопросу адюльтера, совращения и диффамации, касающийся г-на Корнмана, его супруги, г-на Доде де Жоссана, г-на Пьера Огюстена Карона де Бомарше и г-на Ленуара, государственного советника и бывшего начальника полиции». Напечатанный без указания имени издателя, этот весьма своеобразный текст представлял собой изобличающий документ, адресованный широкой публике вместо того, чтобы стать предметом судебного разбирательства. Подписанный никому не известным именем Корнман и явно метивший в Бомарше, чтобы замарать его причастностью к делу об адюльтере, этот мемуар, как открылось позже, принадлежал перу одного ловкого, пока еще не снискавшего славы, адвоката, которому было уготовано судьбой сыграть заметную роль в Учредительном собрании.

Звали этого человека Бергас, родом он был из Марселя, а адвокатом эльзасского банкира Корнмана стал с единственной целью — публично одержать победу над Бомарше.

Что же касается той темной истории, о которой шла речь в памфлете, то произошла она в 1781 году. Бомарше как-то ужинал у своих друзей и должников — принца и принцессы Нассау-Зиген, и те попросили его заступиться за одну молодую даму, которую муж полгода назад засадил в тюрьму, добившись с помощью уловок королевского ордера на арест.

Сами супруги Нассау-Зиген уже выступили в защиту несчастной жертвы произвола и теперь хотели, чтобы их талантливый друг присоединился к ним и помог урегулировать это дело.

История молодой особы, заключенной в тюрьму по королевскому ордеру, заинтересовала Бомарше: у него появилась возможность спасти «существо того пола, которому все прощается», и одновременно выступить против беззакония. Ну как тут можно было остаться равнодушным! Однако поднаторевший в судебных разбирательствах, Бомарше, вместо того чтобы очертя голову броситься на помощь узнице, как поступил бы раньше, на сей раз потребовал дополнительной информации и, лишь получив ее, решил принять сторону пострадавшей.

Эта молодая женщина была родом из Швейцарии, в детстве она осталась круглой сиротой, опекуны воспользовались ее одиночеством и неопытностью и в пятнадцать лет выдали замуж за эльзасского банкира Корнмана, которому она принесла 360 тысяч ливров приданого. Молодая супруга родила банкиру двоих детей и носила под сердцем третьего, когда узнала, что финансовые дела ее мужа находятся в полном расстройстве; она решила принять меры, чтобы спасти свое приданое. Корнман пришел в ярость от действий жены и добился королевского ордера на ее заточение в тюрьму по обвинению в супружеской измене. Видимо, адюльтер действительно имел место, поскольку г-жа Корнман не отрицала своей вины, но настаивала на том, что, несмотря на допущенную ошибку, имеет право защищать свои материальные интересы, а также утверждала, что не заслужила того, чтобы умереть в муках, рожая дитя в столь гнусном месте среди умалишенных и проституток.

Эта трагическая история до глубины души взволновала Бомарше, которому в довершение всего показали письма мужа узницы к ее соблазнителю.

Виновником грехопадения г-жи Корнман был друг принцессы де Нассау; этот молодой щеголь славился своим умом и развращенным нравом. Звали его Доде де Жоссан. Родословная этого юноши была довольно любопытной: отец его, управляющий соляными складами Страсбурга, женился на внебрачной дочери Адриенны Лекуврер и графа де Кленглена, который занимал пост мэра Страсбурга и был самым сановным любовником знаменитой актрисы до тех пор, пока она не стала официальной любовницей Мориса де Сакса. Вполне вероятно, что Доде де Жоссан является родоначальником династии литераторов, прославивших фамилию Доде. Этот так называемый совратитель г-жи Корнман был протеже принца де Монбарея, который, будучи военным министром, назначил молодого человека помощником королевского синдика в Страсбурге. Именно из-за того, что Доде занимал эту важную должность, Корнман часто приглашал его к себе в гости и весьма благосклонно отнесся к тому, что молодой человек вскоре стал любовником его жены, поскольку использовал его близость к принцу де Монбарею в своих корыстных интересах.

Когда Монбарей лишился министерского портфеля, а Доде де Жоссан потерял свое место и влияние, Корнман из Марнефа сразу же превратился в Отелло, упустив из виду, что в своих письмах к любовнику жены столь явно демонстрировал заинтересованность в супружеской измене, что любые его претензии на этот счет становились необоснованными.

Ознакомившись с письмами банкира к Доде де Жоссану, Бомарше помчался к министрам, вход к которым для него в то время был всегда открыт, так как он являлся агентом правительства, и добился отмены королевского ордера на арест г-жи Корнман. Шеф полиции Ленуар распорядился перевести женщину в частную клинику врача-акушера и позволил ей встречаться там с ее поверенными в делах для организации защиты ее интересов.

Прошло некоторое время, и Корнман, оказавшийся на грани банкротства, счел за лучшее предпринять попытку примирения с женой, дабы избежать раздела имущества. Несмотря на все отсрочки по платежам, которых ему удалось добиться, банкир вскоре должен был бы признаться в неплатежеспособности. А г-жа Корнман, памятуя о помощи, которую оказал ей Бомарше несколькими годами ранее, вновь обратилась к нему за советом и поддержкой.

Решив бороться за свои права, Корнман свел знакомство с адвокатом Бергасом, прославившимся не выступлениями во Дворце правосудия, а брошюрами в защиту известного шарлатана Месмера, бывшего в ту пору в моде.

Некоторые историки считают, что Бергас поверил рассказу Корнмана и счел его дело выигрышным. При более пристальном изучении досье становится ясно, что у Бергаса, который отнюдь не был простаком, была другая причина ухватиться за это дело: он увидел возможность помериться силами с Бомарше, находившимся далеко не в лучшей форме, и надеялся, что победа над знаменитым драматургом поможет ему выдвинуться на первые роли в коллегии адвокатов.