Христово «Августу единоначальствующу на земли...» говорит о некой мистической связи между становлением Римской империи и рождением Кафолической Церкви. Тот факт, что эта стихира, составленная конкретным человеком, вошла в состав Богослужения, означает, что Церковь признала единоначальную власть Римского царя на земле тем даром, который, пусть даже не осознавая того, принесла языческая Римская империя Спасителю. Значение этого дара проявилось только через 300 с лишним лет, что лишь подчеркивает его совершенство и нашу немощь, но никак не влияет на оценку величайшего в мировой истории события.

Например, преподобная Кассия (память 7 сентября) совершенно уподобляла друг другу царство Небесное и Римское государство. По ее мысли, император должен вручить земное несовершенное Царство всесовершенному Царю Христу. В этом и состоит суть византийской святоотеческой эсхатологии. Тайна же беззакония (2Фес. 2:7) в том, что диаволу попущено помешать этому процессу и направить историю к апокалиптической катастрофе. После крушения христоименитой Римской империи ничего доброго в социальном плане человечеству ждать неоткуда. Только уповать на милость Божью в плане восстановления Православной монархии[673].

Как следствие таких взглядов, меняется титулатура Римских императоров. С Ираклия I Великого, ставшего благодаря своим блестящим победам над персами и аварами легендарной личностью, за Византийскими самодержцами закрепился титул «верный во Христе царь». А традиционный термин «император», употреблявшийся еще с языческих времен, на время исчез. Смысл нововведения следует истолковывать следующим образом. Царь, василевс — библейский и мессианский термин, и в Новом Завете единственный и истинный Царь — Христос. Поэтому Римский император, будучи «верным во Христе», соотносит свой статус с царским служением Христа, тем самым подчеркивая теократический характер власти, определяющий ее задачи и высшие полномочия. С этих пор титул «василевс» стал употребляться исключительно по отношению к единому вселенскому властителю «Нового Рима» и не признавался Византией за франкскими, германскими и славянскими вождями. Позднее старый и новый титулы воссоединились, и Римские цари начали называться «верный во Христе Боге царь и император римлян»[674].

Отождествление императора с Христом нашло отражение и в византийском искусстве. Например, на многих изображениях василевс, как и Спаситель, пишется с триумфальным крестом и лабарумом, как орудиями Победы Христа. Христос на иконах принимает дары верных (Ангелы, Евангелисты, апостолы, святые, старцы Апокалипсиса), и царь изображается принимающим дары от своих подданных. Ангелы, святые и блаженные поклоняются Господу, но и перед императором склоняются поверженные враги и рядовые византийцы. Обычный образ Победы Христа над смертью — попрание Им аспида и василиска. Однако такой же образ победы, присущий изображению императора над поверженными врагами, — он пишется победителем, попирающим варваров. На мозаиках Христос увенчивается Божественной десницей, и василевс коронуется Божественной десницей[675].

Уподобление императора Христу особенно отчетливо подчеркивалось в церемонии омовения ног, совершавшейся в Страстной Четверг. В покоях императора устанавливали умывальник, вводили 12 случайно отобранных на улицах Константинополя нищих, державших в руках свечи. Каждому из них в подражание Христу император мыл правую ногу, вытирал полотенцем и целовал. А затем одаривал деньгами. Иными словами, император подражал Христу во всем: и как Его Царственному образу на земле, и как воплощенному смирению[676].

Римский царь не только подобен Христу, но и поставляется по воле Бога. Хотя орудиями Его Промысла могут быть в зависимости от обстоятельств армия, синклит, епископы или народ — эти детали не имеют никакого значения. Император богоизбран, и царство его — от Христа. В сочинении Константина VII Порфирородного «Об управлении Империей» содержится весьма характерный отрывок. Говоря своему сыну, императору Роману II, о грядущем царствии, он произносит: «Вседержитель укроет тебя Своим щитом, и вразумит тебя Твой Создатель. Он направит стопы твои и утвердит тебя на пьедестале непоколебимом. Престол твой, как солнце, — перед Ним, и очи Его будут взирать на тебя. Ни одна из тягот не коснется тебя, поскольку Он избрал тебя, и исторг из утробы матери, и даровал тебе царство Свое как лучшему из всех. Ты, Господи, Боже мой, Чье царство вечно и несокрушимо, да пребудешь указующим перстом рожденному мной благодаря Тебе. И да будет блюстительство лика Твоего на нем, а слух Твой да будет склонен к молитвам его. Пусть охраняет его рука Твоя, и пусть он царствует ради истины, и пусть ведет его десница Твоя. Пусть направляются пути его пред Тобой, дабы сохранять заповеди Твои, так благодаря Тебе царствуют василевсы, славя Тебя в веках»[677].

Сакральный статус императорской власти являлся предметом многих изображений, напоминавших сцены инвеституры. Как царь, предоставляя чиновнику власть, дарует ему некий символический предмет или совершает символический жест, так и Христос или святой по Его поручению облекает самого василевса властью самодержца — обычно возлагает на его главу императорский венец[678].

Близость императора к Богу выражалась также и в том, что он единственный имел эпитет «Солнце». В канун Рождества византийцы даже совершали определенную церемонию, «прокипсис», сущность которой заключалась в прославлении императора как Солнца[679].

Признание сакральности императорского статуса означало приоткрытую, не всегда различимую тайну и приводило к необходимости употребления таких внешних форм, которые позволяют своей пышностью и благородством подчеркнуть близость царя к Христу и уподобить его Ему. «Сакральной личности, василевсу принадлежало особое, сакральное пространство. Всюду, где появлялся император, его сопровождали завесы, отделявшие его персону от массы окружавших лиц... Изобилие завес наполняло дворец ощущением таинственности, от чего казалось, что повсюду мистически присутствует Божество»[680].

Сохранилось описание одного приема, который был дан царем Мануилом I Комнином одному турецкому вельможе. В центре залы был возведен блистательный престол и поставлено очень высоко над полом кресло из золота, унизанное в изобилии изумрудами, сапфирами, жемчугом и другими драгоценными камнями. На кресле, высоко над престолом сидел сам василевс в багряной одежде, на которой жемчужинами были выложены удивительные узоры. С шеи на грудь царя спускался камень необычайной величины: он горел как роза, а по размерам был с яблоко. Голову самодержца украшала великолепная диадема. По обеим сторонам от престола располагались вельможи в праздничных платьях. Обстановка настолько потрясала и подавляла, что турок не посмел, несмотря на приглашение, сесть в присутствии императора[681].

Отсюда — такое почтение к статусу Римского императора. Оскорбить его значит — святотатствовать. Не случайно в 84-м Апостольском правиле говорится: «Аще кто досадит царю, или князю, не по правде: да понесет наказание. И аще таковый будет из клира, да будет извержен от священного чина: аще же мирянин, да будет отлучен от общения церковного». Комментируя это правило, канонист писал: «За оскорбление царского величества и вообще законной власти данное