Обратились к императору — и приказом Мануила I Комнина, который еще сражался на Востоке, Нифонта вновь поместили в тюрьму. Патриарх не вынес такого поворота событий и предпринял меры по вызволению своего любимца. Возникла настоящая смута, закончившаяся только после прибытия василевса в столицу. Несмотря на молодость, император был хорошо подготовлен в богословии, а потому ему не составило труда оценить весь вред, который в себе несло «учение» Нифонта. Он немедленно объявил о созыве Собора во Влахернском дворце, и в феврале 1147 г. Косьма II Аттик был низложен[647].

Правда, по другой версии, патриарх был оклеветан архиереями, недовольными его скромностью, сострадательностью и благочестием. Они сообщили царю, будто Косьма Аттик пытается поставить на царство Исаака Комнина, брата василевса. В сердцах столичный архипастырь произнес заклятие, что царица Ирина не будет иметь детей мужского пола, чем ввел императора в ярость. Участь патриарха после этого была решена[648].

Затем в Константинополе разгорелся спор, инициированный книгой некоего Димитрия «О славе Христовой». Ознакомившись с данным сочинением, император нашел его неправославным, но к этому времени Димитрий уже был поддержан многими архиереями. Образовалось пять партий (!), каждая из которых по-своему интерпретировала изречение Христа: «Отец более Меня есть» (Ин. 14:28). Император возглавил одну из них, самую малочисленную, и терпеливо беседовал с оппонентами. Даже патриарх Лука Хрисоверг (1156–1169) не осмелился в такой ситуации высказаться определенно и лишь один император твердо стоял на своей позиции: сочинение Димитрия — ересь. Примечательно, что его противники так рассуждали о царе: «Ведь если не теперь, то после смерти, — там он будет непременно предан анафеме»[649]. На заседания открытого в Константинополе в 1166 г. Собора император принес множество богословских книг, в которых, по его мнению, раскрывался спорный вопрос. В ходе заседаний многие архиереи оставили свою точку зрения, и в заключение все сошлись на том, что император лучше их понимает смысл Священного Писания[650].

Никакого тщеславия и самолюбия в действиях императора, конечно, не было. На нем лежал долг ответственности за чистоту православия, и василевс делал все зависящее от себя, чтобы никакое пятно не легло на учение Христа. Примечателен следующий эпизод, случившийся в ходе 6-летнего (!) разбирательства этого вопроса. Перед очередным заседанием ему доложили, что у царицы Марии случился выкидыш, он пал ниц перед архиереями со следующими словами: «Святые отцы! Сейчас пришло ко мне известие с женской половины, что выкинут младенец мужского пола — величайшая моя надежда; прошу вашу святость, вознесите молитву к Богу, вознесите, умоляю вас. Если я неправильно подвизался в этой священной борьбе, то да не созреет и после мое семя того или другого пола. А если мой образ мыслей благоугоден Богу — надежда моя исполнится не в продолжительное время»[651]. Как известно, долгожданный сын Алексей родился, и царь утвердился в мыслях о верности выбранного им пути руководить Восточной церковью.

Близко развивались события и в другом богословском споре, о «боге Магометове», который возник уже под конец жизни Римского самодержца и завершился в мае 1180 г. Интересно, что инициатором диспута стал сам император Мануил I Комнин. По его требованию был созван новый Собор, на котором василевс так объяснял побудившие его причины: «Я был бы неблагодарен и безрассуден, если бы не воздал моему Владыке и Царю всяческих — Богу хоть самую малую часть за все те благодеяния, которые я от Него получил, употребив со своей стороны все старания для того, чтобы Его, истинного Бога, не подвергали анафеме».

Царь полагал, что всякая вообще хула на Бога является великим соблазном для мусульман, переходящих в христианство. Тем не менее Собор отверг требование царя изменить спорную формулу, включенную уже в богослужебные книги. Но разве это могло остановить василевса? Он многократно приглашал к себе архиереев и самого патриарха, обещал вызвать для выяснения истины Римского папу и победил. Император созвал новый Собор, который в конце концов принял «соломоново» решение и предал анафеме не бога Магомета, а его самого[652].

Любая мелочь и нестроение в Церкви немедленно попадали в поле зрения императора Мануила I Комнина. И, выросший на полях сражений, он не боялся принять решение по самому сложному вопросу, даже если речь шла о такой величественной фигуре, как Константинопольский патриарх. В 1147 г. столичным архипастырем по инициативе группы клириков был избран Николай Музалон (1147–1151), до этого занимавший архиерейскую кафедру на Кипре и добровольно оставивший ее незадолго до своей новой хиротонии. Но вскоре многие епископы обвинили патриарха в незаконном занятии столичной кафедры. Они справедливо отмечали, что, оставив прежнюю архиерейскую кафедру, Николай Музалон тем самым сложил с себя и священство. Естественно, пришлось вмешаться василевсу, который нашел доводы епископов обоснованными. Патриарх упорствовал, но, когда узнал, что царь уже назначил Собор для рассмотрения его вопроса, добровольно сложил с себя сан и удалился на покой, проведя остаток жизни частным человеком. Вместо него патриархом столицы был назначен волей императора игумен монастыря Св. Анастасии Феодот (1151–1153)[653].

Вообще надо сказать, что деятельность василевса на церковном поприще была чрезвычайно многообразна и покоилась на твердых разумных основаниях. Когда возникала необходимость, император отзывал льготы, ранее предоставленные церковным учреждениям в ущерб «общему благу» Римского государства. Но если замечал, что какие-то законы или обстоятельства жизни мешают Церкви нормально существовать, действовал столь же решительно и умело. Например, в 1148 г. император издал новеллу о привилегиях имущества, закрепленного за храмом Святой Софии, а также различных митрополий, архиепископий и епископий. Текст ее чрезвычайно интересен: «Этим хрисовулом утверждается и постановляется в безопасность всякий документ, принадлежащий церквам, состоящим под управлением епископов, и самой первой среди них Софийской, документ на недвижимое имущество их, в чем бы они ни состояи, где бы ни находились. А все, что есть в хрисовулах различных императоров, или грамотах, или в простых повелениях и актах нетвердого и в чем-нибудь не имеющего точной и должной сообразности с законами, теперь все это исправляется, и на будущее время определяется, чтобы от этого не было для всех указанных церквей никаких препонов во все века».

В 1153 г. в силу необходимости василевс издал второй специальный эдикт, касающийся имущества храма Святой Софии, в котором закрепил права на все недвижимые имущества, включая спорные, каким она владеет. В заключение Мануил I добавил: «Хотя бы здесь жили или ремесленники, хотя бы в каком-нибудь из них построены укрепления, хотя бы находилось в них и что-либо другое, принадлежащее казне». Этим же документом все имущество Софийской