class="p1">В конце лета 1177 г. вновь началась война с турками. Одна турецкая армия осадила Вифинский Клавдиополь, но была разбита Мануилом Комнином, в очередной раз возглавившим римское войско. Вторая турецкая армия численностью до 24 тыс. человек дошла до Эгейского моря, но на обратном пути была разгромлена византийским полководцем Иоанном Комнином Ватацем. После этого султан Кылыдж Аслан II поспешил заключить мир на условиях, приемлемых для византийцев[640].

Тем не менее минувшее поражение при Мириокефалоне настолько довлело над василевсом, что, по свидетельству современников, никто более не видел его смеющимся или даже улыбающимся. «Постоянное живое представление событий так мучило его, что не оставляло места ни душевному покою, ни обычной умственной ясности»[641].

Что же касается остальных участников этих исторических событий, то уже в 1179 г. Саладин решил взять реванш за поражение при Монжизаре. Весной этого же года он нанес тяжелое поражение тамплиерам близ замка Брод Иакова, причем взял в плен самого Великого магистра Одо де Сент-Амана и 270 рыцарей. А в конце августа 1179 г. овладел самим замком, сломив упорное сопротивление гарнизона. Добившись блистательных побед, Саладин заключил с пилигримами 2-летнее перемирие, а сам занялся обустройством собственной империи[642]. Собрав все наличные силы, в 1180 г. он вынудил армянского правителя Киликии Рубена III заключить договор о ненападении, тем самым нейтрализовав армянских христиан. В 1181 г. с Саладином заключили мирный договор и византийцы, подчеркнув тем самым свою политику нейтралитета в Леванте.

На время Иерусалимское королевство могло было быть спокойным. Но небезызвестный нам Рено де Шатийон вновь поставил его на грань катастрофы, спровоцировав новую войну. В 1181 г. француз поселился в замке Крак с группой самых отчаянных головорезов, делая набеги на земли Саладина и совершенно не желая слышать ни о каких перемириях с легендарным султаном. Разумеется, это привело лишь к тому, что Саладин, для которого де Шатийон являлся представителем Иерусалимской элиты, начал стягивать все наличные силы вокруг королевства, час падения которого был уже близок. Для начала Саладин разгромил отряды Рено. В страхе пилигримы ввели специальный налог для войны с турками, но это было уже малоэффективно.

В довершение всех бед король Балдуин IV уже завершал свой земной век, передав управление королевством своему зятю Твидо де Лузиньяку, с отцом которого мы познакомились чуть раньше. Однако многие вельможи были крайне недовольны тем, что власть сама идет в руки этому рыцарю, а потому постоянно интриговали против графа. Удивительно, но даже собственная супруга Гвидо принцесса Сибилла интриговала против него, надеясь короновать своего сына Балдуина, рожденного в 1171 г. ею от первого брака с графом Вильгельмом Монферратским (1135–1177). В конце концов король согласился, совершенно отстранил зятя от власти и 20 ноября 1183 г. короновал 5-летнего племянника Балдуина V (1183–1186) монаршим венцом. Но поскольку мальчик не мог управлять государством, регентом к нему был назначен князь Раймунд III Триполийский, который обязался по достижении тем 15-летнего возраста добровольно сложить с себя власть.

Оскорбленный Гвидо отделился и с группой сторонников занял автономную позицию. Весной 1184 г. несчастный Балдуин IV скончался, а Раймунд Триполийский лишь за унизительную дань в 60 тысяч золотых монет смог купить у Саладина перемирие[643]. В свою очередь, это вызвало недовольство в Багдаде. Вынужденный объясняться перед халифом, султан пояснил, что не может в данную минуту одновременно бороться и с Кылыдж Асланом, и латинянами[644].

В целом, говоря об успехах византийского оружия в Палестине, Сирии и Малой Азии, можно сказать, что Мануил I Комнин выполнил то обещание, которое когда-то на заре юности дал византийцам. При всех перипетиях того сложного века он не утратил ничего из того, что ему передал отец, а приумножил римские владения. Несмотря на многочисленные попытки турок стеснить Византию, грекам удалось отбить все их атаки и закрепиться на тех землях, которые являлись для них стратегически важными.

Глава 7. Царь — богослов, ученый и канонист

Император по праву считался главой Восточной церкви и одним из выдающихся богословов своего времени, многократно подтверждая свою высочайшую квалификацию. Это, по словам Евстафия, митрополита Фессалоникийского, был «философ, искатель истины, искусный музыкант». Далеко не опрометчиво Мануил I принимался за обсуждение сложнейших богословских вопросов. Часто ставил вопрос в одной редакции, затем менял ее, чтобы точнее узнать мнение епископов, и вдруг неожиданно менял оценки. «Неотразимая сила убедительности доводов государя склоняла на его сторону и мысли слушателей. Эти последние один за другим не только соглашались с ним, но и все наконец одобряли его сторону. Обсуждение, по-видимому, заканчивалось, цель собрания казалась достигнутой. Но тут император возвращался еще раз к решению того же вопроса, оставлял неожиданно свою и вместе общую точку зрения и снова принимал другую сторону, снова взвешивал представленные доказательства, строго разграничивал кажущееся от истинного, привносил нечто новое там, где вопрос казался решенным, и опять, в конце концов, с принудительной силой убедительности торжествовал победу». Не было ни одного случая, чтобы после того, как василевс высказал свое мнение по обсуждаемому вопросу, кто-нибудь мог придумать нечто лучшее[645].

Уже в самом начале своего правления василевс столкнулся с очередной ересью, возникшей в столице. Некий диакон по имени Василий учил в храме Св. Иоанна Богослова, что Сын Божий является и Жертвой, и вместе с Отцом приемлет Ее. Против него тотчас ополчились многие клирики, во главе которых встал предстоятель Антиохийского патриархата Сотирих Пантевгенос — пока Антиохия находилась в руках крестоносцев, все предстоятели этой великой кафедры проживали в Константинополе. Сотирих обратился с жалобой на имя Мануила I Комнина, царь изучил дело, признал Василия ересиархом и приказал низвергнуть его из сана[646].

Затем Восточную церковь посетила другая ересь, жертвой которой стал даже патриарх Косьма II Аттик (1146–1147). В то время в Константинополе проживал монах Нифонт, которому принадлежали очень сомнительные с точки зрения православия тезисы. Его голос оказался услышанным, и патриарх Михаил Куркуас дважды собирал синоды для обличения его еретических слов — в октябре 1144 г. и феврале 1145 г. Ересиарх был осужден, лишен бороды и посажен в тюрьму. Но когда после смерти Куркуаса престол занял Косьма II, не оставшийся безучастным к судьбе понравившегося ему «богослова», Нифонта патриаршим распоряжением внезапно выпустили из тюрьмы и предоставили полную свободу миссионерствовать. Патриарх часто приглашал его к себе и проводил время в длительных и приятных беседах. Дошло до того, что многие епископы напрямую потребовали от своего предстоятеля прекратить покровительствовать ересиарху, но Косьма остался