Оэлун не терпела Джамуху Сечена, считала его глупцом, но никогда не поддерживала сплетен о его нелояльности, хотя иногда ей хотелось сказать именно это. Она понимала, что Джамуха не может быть предателем. Он сам страдал от удивительной совестливости, это было его проклятием и особой отметиной характера. Сама Оэлун, будучи умной и хитрой, понимала строй его мыслей, но никак не могли поддержать. Оэлун знала, как страстно любил Джамуха Темуджина, и понимала, что он сильно страдает от этого чувства.

Джамуха неожиданно нашел поддержку в одинокой и отвергнутой матери своего анды, от природы будучи холодным и подозрительным человеком, к Оэлун он чувствовал благодарность. Он догадывался, что их альянс основан на ее ненависти к Борте, но все равно оставался ей благодарен… Они с Оэлун вели осторожные и краткие разговоры, но все, что они говорили, имело глубокий смысл.

— Джамуха Сечен, — как-то обратилась к нему Оэлун. — Будь очень осторожен. У тебя есть страшный враг, и это Борте. Она не успокоится до тех пор, пока тебя не уничтожит.

— Я знаю, — тихо ответил он ей.

— То, что я говорю Темуджину днем, она разрушает ночью, — заметила Оэлун.

— Темуджин верит только тому, чему он сам желает верить, — грустно ответил Джамуха, которого волновали отношения с Темуджином, потому что чувствовал, как изменился молодой хан.

— Хочу тебе посоветовать, Джамуха: попридержи свой язык. Не перечь ни в чем Темуджину. А лучше вообще промолчи, если ты с ним не согласен.

Но он был не таким человеком. Больная совесть подсказывала говорливому языку Джамухи горькие слова, и если бы он их не мог произнести вслух, то просто не смог бы жить. Он выбрасывал из себя протесты, как вулкан с силой выбрасывает пепел, лаву и дым. Если вулкан этого не сделает, то взорвется и разрушится дотла. Джамуха давно читал в книгах, что человеческая жизнь — это малая цена за то, чтобы находиться с собой в мире.

От старого Тогрул-хана пришло ласковое приглашение Темуджину, и в нем говорилось, что старый караит хочет, чтобы названый сын помогал в борьбе против татар, угрожающих спокойствию Империи Цзинь. Темуджин сразу же ответил согласием на это приглашение. Он созвал к себе всех священников; лам, двух священников-несторианцев, трех мусульманских мулл и своего шамана. Они должны были переговорить с верующими и объявить им, что хан призывает их на войну, и они должны готовиться к победе или смерти.

Темуджин всегда оставался терпимым к разным религиозным течениям, и одним из страшных преступлений, которые он не терпел, были столкновения на религиозной почве среди его людей. Как-то раз мусульманин сильно поспорил с христианином. Они вытащили сабли и накинулись друг на друга. Темуджин встал между ними и отражал удары металла с помощью огромной дубинки, а затем избил вояк до бессознательного состояния. Мусульманин умер на следующий день от побоев.

— Чтобы быть всем вместе, между нами должен сохраняться мир, — говорил Темуджин. — Тот, кто пытается спорить из-за своих богов, должен к ним отправляться и на месте решать размолвки. — Темуджин добавил: — Правителя, потворствующего розни собственных народов из-за веры, нельзя считать настоящим правителем. Он — глупая и вредная баба, его ждет смерть!

Джамуха мог бы его поддержать в этом, если бы не знал, что для Темуджина главной была идея объединения всех народов, входящих в его племя. Если люди спорили о том, чья же религия лучше, они нарушали верность Темуджину и могли ему не повиноваться, а этого нельзя было позволить. Его законом в данных случаях была смерть или жестокие мучения…

— Служите богам в своих душах, но мне вы должны служить с оружием в руках, — повторял Темуджин. — Тот, кто говорит, что его бог — единственный правильный бог, разжигает рознь, и я не могу ему простить этот грех!

Когда мусульмане, стоя на коленях, молились при заходе солнца, он приказывал, чтобы христиане также преклоняли колена, и так должны были делать его собственные люди, — таоисты и буддисты.

— Если все вместе молятся, тут нет ничего дурного, — говорил Темуджин. Но он приказывал, чтобы мусульмане свою обычную формулу говорили шепотом: «Нет Бога, кроме Аллаха и Мухаммед — пророк его». Он приказывал шептать, чтобы другие люди этого не слышали. Когда христиане начинали свою службу, он требовал, чтобы мусульмане стояли неподалеку.

— Бог — един для всех людей. Он отзывается на разные имена, как женщина отзывается на разные имена, даваемые ей ее мужем, но это одна и та же женщина.

Когда буддисты вертели свои молитвенные колеса и читали мантры, он говорил:

— Посмотрите, как велик Бог, если он понимает язык всех народов!

Темуджин всегда был строг к священникам. Он понимал, что только они и сеют семена горечи и беспокойства.

— Учите своих людей тому, что Бог — отец всего человечества, — приказывал Темуджин. — Учите, что тот, кто заявляет, что Бог — только его Отец и не является Отцом других людей, — лжец!

Темуджин однажды убил неповиновавшегося ему священника.

— Держи собственное мнение при себе! — приказывал он. — А вслух высказывайте только одно — повиновение хану, ибо он выражает мнение богов!

Будучи умным человеком, Темуджин богато одаривал священников, понимая, что жирный священник — хороший слуга своего хозяина. Он абсолютно ко всем жрецам относился ровно и разрешал ссоры между ними мудро и никому «не подыгрывал».

В результате священники его уважали и повиновались ему. В ночь перед тем, как отправиться в большой поход, священники были очень заняты, вызывая духов, молясь и напутствуя воинов.

Джамуха, несмотря на настоятельные советы Оэлун и Кюрелена, никак не мог успокоиться. Когда ему стало известно о походе, он в гневе отправился к Темуджину.

— Темуджин, эта война нас не касается, — кричал он. — Мы находимся в сердце Гоби, и нас пока никто не трогал. Мы же не в ссоре с татарами.

— Они убили моего отца, — насмешливо напомнил Темуджин.

Джамуха укоризненно посмотрел на него, и Темуджин хмыкнул.

— Во время войн люди закаляются. Мне нужен сильный народ, — заявил анда Джамухи.

— Для чего? Для следующих войн? — заорал Джамуха.

— Да, ты прав. Для последующих войн, — спокойно ответил Темуджин.

— Я не спорю против войн, — глубоко вздохнул Джамуха, — если они неизбежны и нужны, чтобы народы могли выжить. Но татары не угрожают нам. Их племена живут с нами дружно. У тебя самого есть две жены-татарки, а на прошлой неделе твоим гостем стал татарский хан. Зачем посылать наших людей так далеко, потакая желаниям китайцев и Тогрул-хана? Чем тебе это выгодно? Разве наши воины — наемники?

Темуджин кинул на него непроницаемый взгляд.

— Каждая война — это история отмщения одного человека, — наконец промолвил он.

Джамуха его не понял.

— Но это не твое отмщение, — заикаясь, сказал он.